Таинственная самка: трансперсональный роман - [59]

Весь день я работал над диссертацией, а около шести вечера снова позвонил Андрею. На сей раз он снял трубку.

— Здравствуйте, Андрей, это Константин из Питера. Нам надо увидеться, и чем раньше, тем лучше.

Андрей ответил мне странным суховатым и несколько высокомерным тоном, внезапно перейдя к тому же на «ты».

— А, значит, все-таки догадался… Умен, и правда, умен… Я это подозревал, но ничего не мог поделать. Сострадание… Вы, люди, я имею в виду, даже понять не можете, что это такое. Если бы не сострадание, ты не смог бы ни о чем догадаться, но если бы я был лишен сострадания, то я не был бы собой… Как тебе такая диалектика?

— Давай, — я тоже нагло перешел на «ты», хотя у меня буквально дрожали коленки, — поговорим о сострадании и прочих высоких материях при встрече.

— Хорошо. Адрес ты знаешь. Буду ждать тебя в воскресенье 29 июля в полдень.

— 9-го ава?

— Да, 9-го ава, — сказал он и повесил трубку.

Потом я минут пятнадцать сидел и приходил в себя, даже рассосал таблетку валидола. Собравшись с мыслями, я позвонил Анатолию, причем был предельно краток. Я сказал ему только, что все понял, но ему пока ничего сказать не могу, и что в субботу вечером я уезжаю в Москву, откуда надеюсь вернуться в понедельник. Тогда уж все и расскажу.

Он только сказал: «Ага, понял», — и повесил трубку.

Потом пришел слегка взволнованный Илья. Он принес свой долг, расшаркался перед Инной и рассыпался в благодарностях, преподнеся ей роскошный букет чайных роз. Я достаточно подробно рассказал ему о своем психоделическом эксперименте, опустив только сюжет про вселенскую битву за Великий Приз. Я также честно признался, что блокировка прорвана, мне все стало понятно, но какие-либо подробности я смогу сообщить ему только к вечеру понедельника, не раньше. Илья деликатно не стал настаивать, хотя любопытство с полной очевидностью распирало его, и, попив чаю с овсяным печеньем, откланялся, попросив меня «обязательно звякнуть ему вечером в понедельник, а то спать не смогу».

В пятницу я в институт не пошел. Вместо работы я погулял у Петропавловки, перекусил в китайском ресторанчике «Золотой дракон у Зоопарка» (кутить так кутить!), а потом отправился в Князь-Владимирский собор к вечерне. Прихожан почти не было. Я купил свечку, поставил ее перед иконой Спаса Нерукотворного и встал сбоку, справа, в укромном уголке. Служба была самой обыкновенной, но мне и не нужно было ничего экстраординарного. Вовсе не считая себя христианином (я, следуя философу Проклу, полагал, что истинный мудрец должен быть посвященным всех религий), я перекрестился и обратился с молитвой к Иисусу, Воплощенному Логосу — Творящему Свету и Богочеловеку. Я просил Иисуса умудрить и просветить своего брата, пришедшего из миров Нетворящих Све-тов, ибо не в силах моих предотвратить неизбежное и трагическое без его помощи, ибо они оба «Светы от Света, Бог истинный от Бога истинна, рождены, но не сотворены». Потом с подобной молитвой я обратился к Софии — Премудрости Божией, божественной Шехине. Всенощная оказалась полиелейной[60], я подошел к миропомазанию и вскоре ушел.

В субботу, отоспавшись всласть, я поехал на Московский вокзал и не пожалел денег на купейный билет в пятом Николаевском поезде. Воскресенье должно было стать, мягко говоря, тяжелым днем, поэтому лучше было выспаться как следует. Я вернулся домой, поработал над диссертацией, положил в портфель зубную щетку и пасту (хотя в этом поезде, кажется, их так дают) и поехал на вокзал, на встречу с неведомым, ибо не имел ни малейшего понятия, что ждет меня в Москве и что я могу сделать, чтобы предотвратить божественное безумие Анти-Христа.

А о последующем вы можете узнать из следующей главы.

Интерлюдия десятая

В поездах, как я уже упоминал, я сплю плохо или вообще не сплю. Но на этот раз я уснул, стоило голове коснуться подушки. И сразу же начался сон…

Я оказался в прекрасном цветущем саду: все белое, деревья как будто покрыты бело-розовым благоуханным снегом — яблони, вишни, сливы, персики, абрикосы. Все полнится изумительным ароматом, и сад гудит от множества пчел, шмелей и майских жуков, тучами носящимися над цветущими кронами деревьев. Сплошной гул в волнах белой и розовой пены. Я прохаживаюсь между деревьями, наслаждаясь теплым влажным весенним воздухом, цветами и молодой изумрудной травой.

Вдруг передо мной прямо из воздуха, из ароматов и цветущей пелены соткалась изящная девичья фигурка то ли в белом, с цветами сливы, японском кимоно, то ли в китайском халате. Да и у самой девушки восточно-азиатская внешность: слегка раскосые глаза и иссиня-черные волосы, собранные в высокий шиньон.

Девушка обратилась ко мне. Ее голос мелодично звенел, словно маленький серебряный колокольчик:

— Гуляй по всему моему саду, но к ручью не подходи. Это опасно.

— Что? Почему? — хотел спросить я, но она уже растворилась в радужном сиянии.

Раздумывая над этим странным происшествием, я вновь двинулся по дорожкам сада и вскоре вышел к берегу небольшого ручья, бегущего в даль меж покрытых зеленой травой и цветущими деревьями холмистых берегов.

Несмотря на предостережение, я как-то совершенно автоматически спустился к воде и стал разглядывать ее блестевшую под лучами солнца и слегка рябившую на легком ветерке воду.