Таинственная история заводного человека - [7]

— Дьявол! Теперь-то я понимаю, почему ты хочешь вернуться на Черный континент, — воскликнул Суинберн, поднимая воротник пальто: — по меньшей мере, там тепло! Черт бы побрал этот дождь!

Они опять пересекли улицу. Только они поднялись на тротуар, как из тени перед дверью появился лохматый нищий в поношенной грязной одежде. Его лицо с боков обрамляла огромная копна седеющих волос, давно не встречавшихся ни с расческой, ни с мылом.

— Я потерял работу, джентльмены, — прохрипел он, приподнимая в знак приветствия плоскую шляпу и обнажая лысую макушку, — и это пошло мне на пользу. Но я спрашиваю вас: какого черта проклятая судьба сделала меня философом, если в голове у меня всегда путаница? Не могли бы вы поделиться со мной тремя пенсами?

Суинберн выудил из кармана монету и бросил ее бродяге.

— Бери, старина. Так, значит, ты философ?

— Очень обязан. Верно, парень! А вот вам обоим совет в обмен на монету: жизнь — естественный отбор, в котором выживают наиболее приспособленные; и умный человек всегда должен помнить, что, будучи потомком прошлого, он одновременно является родителем чертова будущего. В любом случае, — он куснул три пенса и спрятал монету в карман, — меня зовут Спенсер,[24] и я очень рад нашему знакомству. Хорошего вечера, джентльмены!

Он опять приподнял шляпу и вернулся к крыльцу, где было относительно сухо. Бёртон и Суинберн возобновили обход.

— Какой необыкновенный человек! — заметил Суинберн. — А вот и Брандльуид. На вид всё спокойно.

И действительно, всё выглядело, как обычно: решетка опущена, окна целы, никакого света.

— Интересно, как дела у Траунса с Бхатти? — сказал Бёртон. Он дернул дверь, она не шелохнулась. — Всё в порядке. Пошли к банку Скрэннингтон.

Холодный ветер трепал их одежду, ливень бил в лицо. Они опустили поля шляп как можно ниже, подняли воротники пальто как можно выше, но это мало помогло. Бёртон дрожал и не мог остановиться; он точно знал, что завтра будет еще хуже.

Впереди зачернел банк. Вода ручейками стекала по закопченному фасаду большого зловещего здания. Суинберн запрыгал по ступенькам и проверил двери: все они были закрыты, решетки опущены. Он спустился обратно и проверил окна: ставни абсолютно целы.

— Совсем не вдохновляет, — пожаловался он. — Похоже, мы идем по ложному следу. Который час?

— Почти полночь.

— Погляди вокруг, Ричард: всё исчезло — мы даже не видели ни одного автоматического животного. Мужчины, женщины, звери — все в объятиях теплых сухих кроватей. И преступники тоже!

— Похоже, ты прав, — сварливо отозвался Бёртон, — но мы должны идти, пока не встретим Траунса.

— Прекрасно! Ну, если ты так говоришь… — раздраженно воскликнул Суинберн, всплескивая руками. — Только, пожалуйста, запомни на будущее: промокнуть до нитки и продрогнуть до мозга костей — совсем не та боль, которая приносит мне наслаждение! Удар тяжелой трости — да, удар тяжелых капель дождя — нет… Что это? — спросил Суинберн, указывая на огороженный участок за перекрестком. За низким забором стояла полная темнота.

— Это Милдью-стрит, — ответил Бёртон. — Давай-ка посмотрим: здесь идут работы — укрепляют подземную реку.

Они опять пересекли Сент-Мартин и наклонились над деревянной оградой, но не увидели ничего. Бёртон вытащил из кармана заводной фонарь, открыл его и завел: из боков устройства полился свет. Он поднял фонарь над изгородью и осветил грязную яму. Промокшая земля спускалась вниз, к устью скважины, из которой торчала верхушка лестницы; потоки воды журчали по откосу и исчезали в широкой шахте.

— Смотри! — воскликнул Бёртон, указывая на пятно грязи на вершине откоса, прямо под обрушившимся участком изгороди, выходившим на Милдью-стрит.

— Ты имеешь в виду эти следы? — пожал плечами Суинберн. — Ну и что?

— Не будь дураком! — проворчал Бёртон. — Сколько следы могут оставаться на грязи при такой погоде?

— Ничего себе! Наконец-то я понял, что ты имеешь в виду!

— Они совсем свежие. Некоторые из них даже не наполнились водой.

Бёртон и Суинберн прошли вдоль барьера к разрушенной секции. Бёртон присел на корточки и тщательно изучил следы.

— Тебе они ничего не напоминают? — спросил он.

— Хм-м, похоже, кто-то вдавил в грязь плоский кусок железа, — заметил поэт. — Бог мой, эти овалы такие глубокие: тот, кто оставил следы, должен быть очень тяжелым!.. Ба! Заводной человек!

— Но не тот, который на Трафальгарской площади, — поправил его Бёртон, — у того были чистые ноги, и, когда появились эти следы, он стоял около Колонны. Здесь были другие заводные люди. Трое. И, кажется, меньше пятнадцати минут назад. Но посмотри, кто был с ними!

Бёртон повел фонарем. Круг света пробежал по грязи и остановился на линии больших, широко поставленных и очень глубоких следов. У оставившего их было три ноги. Суинберн мгновенно распознал след:

— Брюнель! — крикнул он. — Изамбард Кингдом Брюнель![25] Паровой Человек!

— Да. Смотри, видишь эти глубокие отпечатки около колодца? Очевидно, он ждал там, пока латунные люди спускались вниз. Хотел бы я знать, что́ они там искали!

Бёртон переступил через упавшую ограду и повернулся к своему помощнику:

— Я должен посмотреть. Беги обратно к этому парню, Спенсеру. Дай ему еще три пенса и спроси, не видел ли он чего-нибудь необычного. Потом возвращайся и жди Траунса с констеблем Бхатти. Давай! У нас нет времени.