Тагу - [27]

Шрифт
Интервал

Народ напирал на балкон. Передние еле сдерживали задних.

— Дуту нигде не нашли.

— По следам отца пошел Дуту.

— Для кого же еще оставалось ему жить!

А дождь все усиливался.

— Вся земля прогнила, — сказала женщина с лицом, изрытым оспой.

Но вот дверь комнаты распахнулась, и на балкон вышел Дуту.

— Дуту!

— Дуту!

— Дуту!

Дуту смотрел на людей, но глаза его ничего не видели.

Из комнаты на балкон с обнаженным кинжалом в руке выбежал Каха, вслед за ним — Парна.

— Нет, Каха, не здесь! — крикнул Парна и оттолкнул его занесенную над Дуту руку с кинжалом.

Из комнаты донесся пронзительный крик госпожи-матери. Затем запричитали другие женщины.

Парна толкнул Дуту в спину и погнал вперед, на лестницу балкона.

Во дворе еще никто не знал, почему причитали в комнате женщины.

Едва Дуту ступил во двор, как его окружили люди.

— Велик грех твой, Дуту!

— Несчастный Дуту!

— В черный день родился ты, Дуту!

— Как мог ты задушить своего сына, Дуту! — воскликнула женщина с изрытым оспой лицом и отерла слезу.

— Что ты натворил, ты проклят богом, Дуту!

— Бог не простит тебя, Дуту!

— Ночь не была для меня ночью, а день днем, — сказал Дуту.

— Да он не в своем уме, несчастный, — тихо сказала девушка парню.

— На дереве тебя повесят, несчастный Дуту! На дереве тебя повесит господин!

— С каким лицом предстанешь ты перед господом, Дуту? — сказал тщедушный крестьянин в изношенной бурке.

— Ахавай, Дуту! — воскликнул всадник на вороной неоседланной лошади.

— Господин повесит тебя на дереве, Дуту!

— Ты слышишь, Дуту, господин повесит тебя на дереве!

— «Они пришли, отец, пришли Парна, Кехма и Эхма», — шептал мне Ута, — проговорил Дуту.

Он весь посинел.

— Всякое бывает с человеком, Дуту!

Парень опять ущипнул девушку.

— Давай побежим сейчас в загон, — прошептала она.

Народ все теснее окружал Дуту. А он стоял — посиневший, неподвижный.

— С каким лицом предстанешь ты перед богом, Дуту? — качая головой, говорила женщина в черном.

— Зато христианином умер Ута, — произнес Дуту каким-то мертвенным голосом.

Его била дрожь. Низкорослый крестьянин сбросил с себя протертую до дыр бурку и накинул ее на плечи Дуту.

— Всякое бывает с человеком, Дуту!

В доме рыдали женщины, мужчины били себя по лбу.

— Вай, ахавай, Пэху!

— Вай, ахавай, Пэху!

Все старались подойти поближе к Дуту.

— «Не отдам я тебя, сынок», — успокаивал я Уту, — сказал Дуту.

К крестьянину, сидевшему на вороном коне, подсел низкорослый крестьянин, чтобы лучше видеть Дуту.

— Дверь мне сломали Парна, Кехма и Эхма… — бормотал Дуту.

Люди поглядывали на Кехму и Эхму.

Они стояли у своих лошадей.

— Больше не шептал Ута… — сказал Дуту.

Народ смотрел на Кехму и Эхму.

Ухватившись за поводья, стояли Кехма и Эхма, рыскали глазами по сторонам.

Народ так тесно сомкнул круг около Кехмы и Эхмы, что их не стало видно.

Парна, стоя на балконе, увидел это и вбежал в комнату.

— Почему не позвал ты меня, отец! Что меня, несчастного, усыпило так крепко! — слышались из комнаты причитания Кахи.

— Ой, Пэху! Ой! Пэху! — причитала госпожа-мать.

Голосили и другие женщины…

— Кехма и Эхма разрыли золу в очаге и зажгли лучину… — бормотал Дуту.

— Господин повесит тебя на дереве, несчастный ты, Дуту!

— Хоть христианином умер Ута, — сказал Дуту.

— Ты сын греха, Дуту!

А во двор все шли и шли. Вбегали в ворота, перескакивали через примятый плетень.

— Диду, Пэху! Диду, Пэху! — причитала в комнате мать-госпожа.

Сверкнула молния, над Уртой прокатился гром.

— Ута не дрожал больше. Глаза его выкатились… — все бормотал Дуту.

Небо разверзлось, хлынул дождь.

Девушка, преследуемая парнем, бежала по переулку. Время от времени она оглядывалась назад: бежит ли за ней парень. «Беги же быстрее, парень! Что тебя сковало, парень!» Парень бежал по следам девушки, а девушка не касалась ногами земли, подол ее платья взлетал выше колен. Парень не сводил глаз с ее длинных голых ног. Загон для скота был тут же, в переулке, девушка остановилась возле него, ей не хватало терпения. Тут парень и настиг ее. Они знали: в хлеву было сухое сено и туда теперь не войдет ни одна живая душа.


1965

Перевод Юрий Нагибина и С.Серебрякова

СИНТУ

1

Синту видела сквозь щелку в двери, как Чонти снял на балконе с гвоздя саблю и копье, вышел во двор и быстро зашагал по тропинке. Девушка смотрела так, будто хотела остановить его, но он не оглянулся. И вот Синту стоит, опершись голым плечом о косяк двери, и задумчиво глядит вслед Чонти.

«Зря ты сердишься на меня, дорогой! Не виновата я. Не могла же я запретить господину смотреть на меня! Он господин, а я его раба… Какая сила сковала меня? Почему отпустила я Чонти, не побежала за ним? Но я знаю его: стоит ему переступить порог, как он перестанет сердиться…»

Синту смотрит на дорогу, по которой ушел Чонти. Далеко-далеко убегает она и пропадает в знойном мареве. Щурит Синту свои большие глаза, и снова видится ей Чонти. На нем короткая, ладно пригнанная чоха и мягкие сапоги. Через плечо перекинута сложенная вдвое бурка, за поясом — сабля и широкий кинжал, в руке на весу — копье. Все дальше и дальше уходит он своим упругим, размеренным шагом.

Обширный двор перед господским дворцом пуст. Дрожит и тускло мерцает отяжелевший от зноя воздух. И хотя Чонти давно уже скрылся, из глубины амбара, из марани, из пекарни и конюшни, из виноградника и огорода смотрят на тропу десятки глаз: выдержит ли Синту? Когда девушка показалась в темном проеме открытой двери, все взоры тотчас же обратились к ней.


Еще от автора Григол Самсонович Чиковани
Шони

В сборник грузинского советского писателя Григола Чиковани вошли рассказы, воссоздающие картины далекого прошлого одного из уголков Грузии — Одиши (Мегрелии) в тот период, когда Грузия стонала под пятой турецких захватчиков. Патриотизм, свободолюбие, мужество — вот основные черты, характеризующие героев рассказов.


Рекомендуем почитать
Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.


Дальше солнца не угонят

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дорогой груз

Журнал «Сибирские огни», №6, 1936 г.


Обида

Журнал «Сибирские огни», №4, 1936 г.


Утро большого дня

Журнал «Сибирские огни», №3, 1936 г.


Почти вся жизнь

В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.