Таганка: Личное дело одного театра - [98]
С места: Вопросом утверждает.
Ю. П. Любимов. Подумаем, но тут прием очень важен.
В. П. Дёмин. ‹…› Подумайте, Юрий Петрович.
Ю. П. Любимов. А может быть, будут думать те, кто задает вопросы!
В. П. Дёмин. Имейте в виду, здесь собрались люди, которые хотят, чтобы все было хорошо. Вопросы всегда бывают, но надо, чтобы их было меньше. ‹…›
Теперь организационно как решим, какие предложения заинтересованных министерств и ведомств?
М. А. Светланова[612]. Выпустить.
Председатель. Сколько вам надо [для доработки спектакля]?
Ю. П. Любимов. Нельзя же прерывать жизнь, мы не можем устраивать перерыв в две недели.
Председатель. Майский репертуар уже идет весь, значит, надо раньше сыграть. Может быть, 20-го?
Ю. П. Любимов. Мы можем утром сыграть без афиш.
Н. Л. Дупак. Через два дня играем общественный просмотр для пап и мам утром[613], и вы можете прийти посмотреть — как мы выполнили все замечания и обменяться мнениями в узком кругу. 20-го назначим премьеру и 23, 24, а следующий спектакль пойдет уже 5-го.
Председатель. Еще раз попросим Юрия Петровича и Юрия Валентиновича [Трифонова] учесть замечания…»
Можно говорить о том, что судьба каждого спектакля зависела не только от конъюнктуры данного момента и даже не только от самого спектакля, но и от личных качеств того или иного чиновника. Тон обсуждения, и даже принимаемые решения зачастую были результатом внезапного каприза начальника Управления или другого чиновника высокого ранга. Об одном из таких решений, которое шло вразрез со всеми предварительными договоренностями, узнаем из следующего письма (черновик):
«Министру культуры СССР
Тов. Фурцевой Е.А.
Уважаемая Екатерина Алексеевна!
Руководство театра доводит до Вашего сведения следующее:
9 июня с.г. состоялась генеральная репетиция спектакля „Под кожей статуи свободы“ по пьесе Е. А. Евтушенко, над которой театр работал по разрешению Министерства культуры СССР[614]. После просмотра генеральной репетиции Главное управление культуры исполкома Моссовета совместно с представителями Министерства культуры СССР и РСФСР составили акт приема спектакля согласно решению исполкома Моссовета (№ 14/5 от 24 марта 1970(6) „Об утверждении порядка формирования репертуара и приема новых постановок в театрах и концертных организациях Главного управления культуры“) (акт прилагается). ‹…›
Все …товарищи в своих выступлениях единодушно отмечали, что театр создал важный, чрезвычайно актуальный, острый политический спектакль о современной Америке.
В акте; подписанном б сентября с.г. начальником Главка т. Покаржевским и руководством театра, были сформулированы замечания и предложения, которые театром были полностью учтены. ‹…›
15 сентября с.г. в Главном управлении культуры состоялось совещание [обсуждение репетиции спектакля]. Выступающие товарищи отмечали, что театром проделана большая работа и учтены замечания и деловые предложения, сформированные в акте приема. Однако начальник Управления театров Министерства культуры СССР т. Иванов Г.А., противопоставив свое мнение всем участникам обсуждения, в своем выступлении в недопустимо оскорбительном для коллектива театра тоне поставил фактически под сомнение всю работу театра и таким образом аннулировал акт приема спектакля. От конкретного делового разговора т. Иванов отказался»[615].
«Коллективное» мнение
С одной стороны — произвол чиновников, их личные симпатии и антипатии к тому или иному театру, режиссеру, актерам; с другой — принадлежность каждого цензора к единому механизму, единой системе идеологических ценностей, к тому, что В. П. Дёмин на обсуждении «Обмена» назвал «творческим содружеством управленческих органов». Поэтому перед лицом «противника» (представителями театра и близкими ему людьми) чиновники почти всегда согласны друг с другом: если они принимают спектакль, то все вместе, если нет, то замечания у них, как правило, тоже общие. Такого единства «гости» из Управы и Министерства, конечно, не стесняются. О себе они часто говорят во множественном числе, в их выступлениях проскальзывают признания, что единую точку зрения они вырабатывали еще до прихода в театр.
Подобная «коллективность» во взглядах чувствуется и на обсуждении «Обмена». Обратим внимание не только на то, что говорят цензоры, но и на то, как они это делают:
А. А. Смирнова[616]. «Нам думается, что к основным замечаниям смыслового, идейного порядка относятся…» (здесь и далее курсив наш — Е. А., Е. Д.);
«На внутреннем нашем разговоре возникло какое-то недоумение по поводу маклера, которого очень интересно играет Фарада…»
Н. И. Кропотова. «Я целиком и полностью разделяю то, что говорила Ариадна Арсеньевна и в целом, и в каких-то замечаниях»; «Мне лично и многим товарищам представляется…»; «Надо, чтобы не было здесь выхода на те острые и больные вопросы… Очень просила бы, и это единодушное мнение всех наших товарищей, очень просили бы от этого отказаться»; «Внутренний заряд спектакля очень высок и нравственность, бескомпромиссность требует иной сценической метафоры в данном случае, — таково ощущение наших товарищей»; «У наших товарищей и у меня было очень серьезное сомнение по поводу текста радио…».
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
«Нас, русских, довольно часто и в некоторых отношениях правильно сравнивают с итальянцами. Один умный немец, историк культуры прошлого столетия, говорит об Италии начала XIX века: „Небольшое число вполне развитых писателей чувствовало унижение своей нации и не могло ничем противодействовать ему, потому что массы стояли слишком низко в нравственном отношении, чтобы поддерживать их“…».
Цитаты, мысли, принципы, максимы, диалоги и афоризмы героев и героинь сериала «Летающий цирк Монти Пайтона» («Monty Python’s Flying Circus»):Когда-нибудь ты поймешь, что есть вещи поважнее, чем культура: копоть, грязь и честный трудовой пот!Мистер Олбридж, Вы размышляете над вопросом или Вы мертвы?Американское пиво – это как заниматься любовью в лодке: слишком близко к воде.В сущности, убийца – это самоубийца экстраверт.А теперь я обращаюсь к тем, кто не выключает радио на ночь: не выключайте радио на ночь.И многое другое!
В книге описана форма импровизации, которая основана на историях об обычных и не совсем обычных событиях жизни, рассказанных во время перформанса снах, воспоминаниях, фантазиях, трагедиях, фарсах - мимолетных снимках жизни реальных людей. Эта книга написана для тех, кто участвует в работе Плейбек-театра, а также для тех, кто хотел бы больше узнать о нем, о его истории, методах и возможностях.
Анализ рабочих тетрадей И.М.Смоктуновского дал автору книги уникальный шанс заглянуть в творческую лабораторию артиста, увидеть никому не показываемую работу "разминки" драматургического текста, понять круг ассоциаций, внутренние ходы, задачи и цели в той или иной сцене, посмотреть, как рождаются находки, как шаг за шагом создаются образы — Мышкина и царя Федора, Иванова и Головлева.Книга адресована как специалистам, так и всем интересующимся проблемами творчества и наследием великого актера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.