Тафгай - [50]

***

На следующий день, в воскресенье, первые игры назначили на одиннадцать часов утра. Для меня как для работяги, который уже привык вставать в пять, чтобы в шесть пахать у станка – это был просто праздник вдоволь поваляться в кровати. «Хотя кого я обманываю, - думал я, раскатисто наматывая неспешные круги по хоккейному полю, - поспал то всего ничего».

Вчера после танцев, полезли с Васей к девчонкам в общагу по верёвке, которую они скинули со второго этажа. Потом допили у них в комнате «Агдам», без моего участия. А дальше, я с Нюрой один раз испробовал на прочность отечественное изделие номер два, под хихоньки её соседок Тани, Ларисы и Нели, которые делали вид, что как бы спят. Василий, кстати, к тому времени под тёплым бочком у Таньки вырубился полностью, из-за организма, который не привык к «Агдаму Бухаряну».

Затем ещё одну резинку протестировали, Нюра активно на этом настояла. А потом Неля стала жаловаться, что так не честно, со всеми, значит, это делают, а с ней никто. Пришлось её успокаивать. Потом Лариска заявила, что теперь точно всё не по правилам: «Гуляли вместе, пили вместе, а как трахаться так все порознь!» Я немного попил водички, и согласился, что на самом деле в этом есть некая вселенская несправедливость. А я несправедливости разные вообще не уважаю, я всегда за правду! Поэтому нагнул и Ларису.

- Вот теперь точно всё не по правилам! – Вскочила со своей кровати Танька, сверкая голыми титьками, когда соседка громко вскрикнула, достигнув финальной точки. – Вы девки совсем совесть потеряли. Где ваша комсомольская солидарность? Нюрка два раза сходила сегодня на дежурство, Нелька – один, Лариска – тоже один раз. А я ни разу!

- Может Васю разбудить? – Вмешался я в стихийное комсомольское собрание.

- Вас мужиков, когда надо - не добудишься, - согласилась Неля.

- Предлагаю проголосовать, - встала с кровати Нюра, причём тоже в неглиже. – Кто за, чтобы Ваня сводил на дежурство и Таню. Единогласно, - обвела она победным взглядом всех подруг по комнате.

- А моё мнение здесь хоть кого-то интересует? – Возмутился я.

- А не надо было лезть в окно, - привела железный аргумент Татьяна.

Лишь в восемь утра спустившись из окна женского общежития, я вернулся домой. А Вася там так и остался, в пьяном забытьи. Девчонки пообещали, что подлечат его и вернут в целости и сохранности. Поэтому вратарские шлемы, для продолжения испытаний, на автозаводской стадион я сегодня принёс сам.

- Привет, Иван! – Помахал мне, появившись около бортика, физорг Самсонов. – Пошли в подтрибунку на жеребьёвку.

- Не Палыч, без меня, я ещё по воротам побросаю, - я высыпал на синюю линию с десяток шайб, которые позаимствовал в раздевалке.

«С кем сыграем, с тем сыграем, - подумал я. – Ведь чему быть, того не миновать».

- Клюшку береги, - жалостливо попросил физорг.

К одиннадцати часам утра на хоккейный стадион под открытым небом собралось тысячи три зрителей. Со жребием нам можно сказать отчасти повезло. Мы попали в верхнюю часть турнирной сетки, а команда заводоуправления в нижнюю. И раньше финала, если туда доберёмся, с ними уже точно не встретимся. А за них сегодня решила ради развлечения поиграть сильнейшая пятёрка из горьковского «Торпедо», пара защитников Астафьев – Фёдоров, и нападающие Мишин – Федотов – Фролов.

- Сейчас играем с арматурно-радиаторным цехом, - заявил на разминке физорг. – Зря радуешься, - сказал он Данилычу. – На воротах у них сам Коноваленко, в защите Слава Жидков, а в нападении Боря Немчинов. Все мужики из славного «торпедовского» состава 1961 года. Славке двадцать восемь лет, а Боре – тридцать пять. В прошлом сезоне только играть закончили.

- Наверное, Прилепский специально решил Виктора Сергеевича нагрузить, - задумчиво пробормотал Казимир, разглядывая, как на той половине поля бросают по воротам легендарного Коноваленко. – Я читал, что через четыре дня команда летит в Череповец на турнир имени Беляева. Готовятся мужики к чемпионату.

- Что ж они на нас, на работягах, готовятся? – Грустно махнул рукой ветеран хоккейного мяча Данилыч.

- Ремонтники и радиаторный цех попрошу на центр поля, а все лишние давайте на скамейку запасных, - дунул в противный пронзительный свисток судья Владимир Кудряшов, кстати, тоже защитник из состава 1961 года.

- Мужики, вы вратарский шлем нормальной конструкции брать будете? – Обратился я к радиаторщикам. – Или в этой масочке из каменного века хотите играть?

В центральный круг вбрасывания въехал Борис Немчинов, улыбнулся, сверкнув золотыми коронками на передних зубах. Посмотрел издалека на маску, в которой был Валера, и сказал:

- Давайте вашу штуковину, вроде вчера про неё много хорошего говорили.

В первые две минуты четвертьфинального матча я попросил своих поменьше вытягивать в атаку. Вообще при нашем сильно возрастном и не очень мастеровитом составе надежда была только на самоотверженную игру в защите и быстрые контратаки.

- Мефодий, будь сзади, мы с Кириллом вдвоём вперёд сбегаем, - сказал я, когда очередное вбрасывание свистнули в нашей зоне.

Судья подозвал меня и Немчинова в левый круг вбрасывания. Всё-таки что ни говори, а хоккей семидесятых и девяностых – это две большие разницы. Я там, в Америке, чуть ли не каждую тренировку отрабатывал борьбу за ничейную шайбу на точке. А в СССР к этому элементу относились по остаточному принципу. Вот и сейчас я из семи вбрасываний у бывшего мастера спорта Бориса Немчинова выиграл шесть.