В тёплой влажной Англии, в центральной её части, в августе 1971 года случилося несчастье. Пятеро подростков-хиппи разбили лагерь прямо посреди древних менгиров Стоунхенджа. Кого первым посетила эта «гениальная мысль» — потусить прямо внутри мегалитического сооружения, чтобы впитать невидимые человеческому глазу «духовные вибрации», история умалчивает. Но как рассказал полицейский, который в два часа ночи патрулировал эту территорию, произошло следующее: «Внезапно весь загадочный Стоунхендж наполнился голубым свечением, льющимся прямо с неба. Затем раздались жуткие крики туристов, и откуда-то рядом появился страдающий бессонницей фермер. Свет был настолько ослепительным, что даже пришлось закрыть глаза».
А когда свечение улетучилось, и крики успокоились, внутри древнего сооружения, кроме пустой палатки, были обнаружены: потухший костёр, гитара, котелок, томик поэта лорда Байрона, пластинка Скотта Маккензи, и фенечки разных цветов и узоров. Но самой любопытной находкой стал дневник одной из туристок Вильмы Руперт. Вот что она писала: «Дождь всегда идёт там, куда приходит голубое свечение. Я вижу его каждую ночь, но не говорю ребятам». Много ещё чего писала Вильма и про алкоголь, и про отца, и про инопланетян, которые его похитили. Но причина необычной пропажи подростков так и осталась не раскрытой.
Не раскрыли полицейские, которые жили и живут на деньги налогоплательщиков, так же тайну исчезновения из поезда Дижон — Париж Лиу Лепренса, изобретателя кинематографа. И куда пропали люди из канадской деревни Анджикуни, тоже осталось загадкой. А невероятная пропажа премьер-министра Австралии Гарольта Холта в 1967 году, просто перешла все разумные границы! Человек, чтобы освежиться в декабрьскую австралийскую жару, нырнул в Тихий океан и до сих пор не вынырнул.
Вот и я, Иван Тафгаев, который умер в возрасте 50 лет в 2021 году и невероятным образом переместился в тело 25-тилетнего Тафгаева Ивана в 1971 год, где Брежнев — всегда молодой, тоже загадочно пропал. Что я запомнил перед самой этой пропажей? Да, собственно говоря, всё!
После четвёртой игры на хоккейном турнире имени космонавта Павла Беляева в Череповце, где моё горьковское «Торпедо» досрочно за тур завоевало первое место, был устроен банкет. Тосты, музыка, пьяные танцы, неприятный разговор с главным тренером команды, в которой я был на птичьих правах, всё это закончилось моим досрочным убытием с чужого праздника жизни. От ресторана «Ленинград», который находился на первом этаже одноименной гостиницы, чтобы подняться в свой номер, мне предстояло всего-навсего пересечь зону ресепшена. И тут, как назло, я встретил защитника и капитана СКА Павла Козлова. Рубашка расстёгнута до пупа, пиджак уже в чём-то белом, на ширинке «день открытых дверей», волосы торчат в разные стороны.
— Э! Иди сюда! — Грозно рыкнул Козлов, который очень хорошо успел навеселиться, что чувствовалось по его нетвёрдой «лунной» походке.
На него испуганно оглянулись две размалёванные «матрёшки», что уже не одну ночь в поте лица «трудились» в нашей гостинице. Ничего, немного осталось жрицам продажной любви потерпеть, ведь через два дня конец хоккейного турнира. А так же из-за назревающего конфликта вздрогнула и напряглась женщина администратор за гостиничной стойкой.
— Я-то подойду, у меня звиздулятор при себе, — я показал каменный кулак, который ещё никого не оставил равнодушным. — Один вопрос, ты уже больничное меню в городской реанимации изучил?
— Мню? Да я щас, сука, из бифштекса кровь твою выбью, — Козлов сделал три кривых и стремительных шага навстречу и его рука с жатым до боли кулаком, словно лопасть вертолёта просвистела в миллиметре от моего подбородка.
Затем тело ленинградского хоккеиста, который сейчас в прямом смысле слова позорил культурную столицу, по инерции занесло и Павел, пытаясь затормозить, схватился за экзотическое растение. Само собой керамический вазон брякнулся на кафельный пол, треснул и развалился на две большие половинки. А вот дальше произошло то, чего я никак не ожидал. Из дверей администратора выскочил наряд блюстителей гостиничного порядка в количестве четырех человек. Один капитан, и ещё трое, вроде как, сержанты или лейтенанты. Но вместо того, чтобы вразумить Козлова, обратившись к загулявшей совести советского спортсмена, товарищи милиционеры окружили мою скромную персону.
— Нарушаем правила поведения в гостинице, — хищно улыбнулся товарищ капитан, а возможно уже, персонально для меня, и гражданин начальник. — Сейчас составим протокол и проследуем за мной. Предъявите паспорт.
И пока я немного офигевал, хоккеист Павел Козлов, который почему-то для товарищей из милиции оставался «человеком невидимкой», резво перебирая всеми четырьмя конечностями, уже практически скрылся из зоны ресепшена.
— Весело у вас тут, в Череповце, — пробормотал я, быстро соображая — кого или кому валить первым.
«Если сломать челюсть толстопузому капитану, и „надавать лещей“ ещё троим товарищам милиционерам, то к прокурору не ходи, прощай высшая лига», — пронеслось в голове и перед глазами пролетели яркие моменты хоккейных матчей.
