Таежный бродяга - [102]

Шрифт
Интервал

Глава 10. Возвращение Одиссея

Охотское море расположено между Камчаткой и Сахалином. Здесь действительно царство китов. И самые рыбные в мире места. И вот удивительное дело: остров Сахалин по форме напоминает чудовищную рыбу, а полуостров Камчатка — кита. Они плывут встречным курсом, «Сахалинская рыбина» выныривает из Японских вод. А «Камчатский кит», изогнувшись, погружается в волны Тихого океана.

Под самым носом его рассыпались — словно мелкая рыбешка — Курильские острова. И похоже, что «кит» гонится за ними…

Мы проскочили мимо Курил ночью. И с первыми проблесками зари перед нами распахнулась белесая водная равнина. Обычно бурное, беспокойное Охотское море выглядело сейчас на редкость тихим и ласковым. Его засевали солнечные блики. Над ним, в безоблачной синеве, клубились и реяли сотни птиц. И стоял полнейший штиль!

— Ну наконец-то! — сказал, улыбаясь, боцман. — Погодка — прямо по заказу! Теперь мы отыграемся, возьмем свое… Уж теперь-то — точно!

Сверху, из «вороньего гнезда», раздался крик марсового:

— Вижу фонтаны! Прямо по курсу!

— Сколько? — спросил с мостика капитан.

— Штук восемь…

— Полный вперед, — прорычал в переговорную трубку капитан, — самый полный!

Шхуна шла на всех парах, и команда ликовала. «Вегетарианцы» были верной добычей! И с каждой минутой расстояние между ними и китобойцем сокращалось… Но внезапно с юго-востока надвинулся туман.

Мы увидели его не сразу; мы ведь смотрели вперед — на китов!

Киты играли. Знаете, как резвятся эти гиганты? Они прыгают по воде, словно дети — по тротуару…

Хвостовые лопасти у них устроены не так, как у рыб, а — горизонтально, и обладают, в связи с этим, редкостной мощью. И прыжки китов сопровождаются всегда пушечным гулом. Но все равно в их играх есть что-то трогательное, инфантильное.

А туман, между тем, наползал! Первым его углядел марсовой и прокричал тревогу… Но что же тут можно было поделать? «Скиталец» и так шел полным ходом — не шел, летел. Но туман двигался быстрее. Повторялась, в сущности, та же история, что и с чукотской грозой. И в обоих случаях мы были обречены, оказывались в проигрыше.

Вскоре туман навалился на шхуну — и поглотил корму. Я покосился туда и увидел плотную, тяжело колышущуюся стену. Обвел взглядом море — но и оно уже тоже затмилось, помрачнело…

А затем меня с головы до ног окутали, обволокли густые лиловые клубы… Не стало ни мачт, ни палубы. Я словно погрузился вместе с кораблем в мутную жидкость — невесомую, неосязаемую, пахнущую йодом и гнилыми водорослями.

Ощутимыми, отчетливыми в ней были только звуки.

Где-то очень близко слышался сочный плеск, раздавались гулкие хлопки по воде — это играли киты. Они резвились с прежней беззаботностью.

Люди же чувствовали себя потерянными, полуослепшими. Когда-то я говорил об обских туманах… Они там действительно сильны. Но такого страшного, как этот, — я еще никогда не встречал! Впрочем, здешний край в этом смысле прославлен. И моряки не зря называют Камчатку «дьявольской кухней туманов».

Простерев беспомощно руки, я двинулся по палубе ощупью, робко отыскивая дорогу к кубрику.

И вдруг услышал голоса.

Разговаривали сгрудившиеся у рубки моряки. Шел типичный мужской треп… Треп бездомных, изголодавшихся людей — о любви, о сексе, о всяких пикантных деталях.

Таких разговорчиков я наслушался за жизнь немало. И в казармах, и в тюремных камерах, и на кораблях — везде преобладал один, традиционный сюжет.

И сейчас толковали о том же, — но не о людях, а о моллюсках.

— У них не так, как у всех прочих, — повествовал бойкий тенорок. — У них это делается по-простому, по-пролетарскому! Вот, скажем, кальмар… Он подплывает к какой-нибудь дамочке, протягивает ей — своим щупальцем — пакет со спермой. И та берет, ни слова не говоря, и кидает себе прямо в матку.

— Врешь! — усомнился кто-то. — Неужто у них так?

— Все точно, ребята, — подтвердил хриплый голос (и я сразу узнал краснолицего моряка). — Есть и другая порода — называется «аргонавты». Так у тех — еще проще… У спрута, у мужика, щупальце со спермой отрывается и плывет — навроде рыбы — ищет самку! А как найдет, само к ней в нутро заползает.

Она, дура, вообще ни о чем не знает… Спит, к примеру, видит сны, а сперма-то уже — промеж ног!

— Промеж щупальцев, — поправили его с хохотом.

— Ну, правильно, — согласился краснолицый, — да какая разница? Главное, что — тама! И без хлопот!.. Я как-то в порту с одной девчонкой познакомился. Конечно — выпили, поболтали. Ну, потом я и говорю: «Ладно, короче… Ложись!» А она мне: «Ты что, мол, хочешь, — как кальмар? Сунул пакет со спермой и все дела? Нет, я все-таки человек. Ты свое щупальце пока не протягивай… Сначала — поухаживай за мной, понравься мне!»

— Эх, девочки, — вздохнул первый, — цыпочки-курочки! У меня тоже в Петропавловске осталась одна. И еще — в Усть-Камчатске. Но теперь, когда я их увижу? План не выполнен, фарту нет. А наш капитан с пустыми руками не привык возвращаться… Верно говорю, ребята, загорать нам в море — до осени!

— Да, не везет, — послышался новый голос, — в который уж раз упускаем добычу! То дождь, то туман… И все как-то исподволь, исподтишка! Вот же подлость какая! С чего? Почему?


Еще от автора Михаил Дёмин
Блатной

Михаил Дёмин, настоящее имя Георгий Евгеньевич Трифонов (1926–1984), — русский писатель, сын крупного советского военачальника, двоюродный брат писателя Юрия Трифонова. В 1937 году потерял отца, бродяжничал, во время Второй мировой войны после двухлетнего тюремного заключения служил в армии; после войны в связи с угрозой повторного ареста скрывался в уголовном подполье. В 1947 году был арестован и осужден на шесть лет сибирских лагерей с последующей трехлетней ссылкой. После освобождения начал печататься сначала в сибирской, затем в центральной прессе, выпустил четыре сборника стихов и книгу прозы.


…И пять бутылок водки

Повесть «…И пять бутылок водки» – первое русское произведение такого жанра, появившееся на Западе, – впервые вышла в 1975 году в переводе на французский и итальянский языки. Герои книги – городские уголовники – действуют на юге Украины, в солнечной Полтаве.В отзывах на произведения Демина критики неизменно отмечают редкое умение сочетать захватывающий сюжет с точностью и достоверностью даже самых мелких деталей повествования.


Тайны сибирских алмазов

Книга ведет читателя в жестокий мир таежных болот и алмазных приисков Якутии – самой холодной области Восточной Сибири. В отзывах на произведения Михаила Демина критики неизменно отмечают редкое умение сочетать захватывающий сюжет с точностью и достоверностью даже самых мелких деталей повествования. Так, по его «сибирским» книгам действительно можно изучать Сибирь!


Рыжий дьявол

Освобождение из лагеря в Советском Союзе не означало восстановления в правах. Бывшие заключенные не имели права селиться и даже появляться в 17 главных городах, а там, где можно было проживать, их не брали на хорошую работу. Выйдя из заключения в 1952 году, Дёмин получил направление на три года ссылки в Абакан, но, собираясь заняться литературой, в нарушение всех предписаний поехал в Москву. Бывшему блатному не так легко было стать советским писателем. Хотя Дёмин заявлял, что всего хотел добиться сам, он решил обратиться к своему кузену Юрию Трифонову, которого считал баловнем судьбы…


Н.А.С.Л.Е.Д.И.Е

ЛитРПГ. Двое неразлучных напарников попадают в запутанную киберисторию.


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Размороженная зона

Бунт на зоне называется разморозкой. Это когда зэки, доведенные до крайности начальственным беспределом, «мочат» сук-активистов и воюют даже со спецназом. Начальник лагеря подполковник Васильев бунта не хотел, но закрутил гайки до упора сознательно: ему нужен чемодан с ценным грузом, а смотрящий за зоной Батя обязательно пошлет на волю маляву с наказом доставить сюда чемодан – только получив его содержимое, он может одолеть «хозяина». Вот пусть и летит на Колыму «грузняк», а Васильев его перехватит… План четкий, но и Батя не так прост.


Честное слово вора

Коля Колыма всегда слыл пацаном «правильным» и среди блатных авторитетом пользовался заслуженным, ибо жил и мыслил исключительно «по понятиям», чтил, что называется, неписаный кодекс воровского мира. Но однажды он влип по самое «не могу». Шутка ли: сам Батя, смотрящий по Магаданской области, дал ему на хранение свои кровные, честно заработанные сто кило золота, предназначенные для «грева» лагерного начальства, а Коля в одночасье «рыжья» лишился – какие-то камуфлированные отморозки совершили гусарский налет на его квартиру, замочили корешей Колымы и забрали драгметалл.