Таежным фарватером - [38]

Наверное, с этой присказки каждый раз бригада начинает разматывать «косу» — километровое сплетение электропроводов.

Шутка, вспыхнувшая, как порох, смехом зажигает всех. Мигом сталкивают в воду надувную лодку. Двое прыгают в нее: один садится на весла, другой принимает шест с нанизанными на него кольцами тола. Лодка быстро удаляется от берега и тянет за собой «косу». Вот уж и размотана она. У взрывной машинки занял место Толя Кайдаров, добродушный сибиряк из-под Сургута. Двое в лодке на мелководье вонзают шест с запалом в донный ил и гребут обратно. Иван Борисович садится к сейсмостанции. Оглядывает, все ли на своих местах, и подает команду:

— Огонь!

Толя Кайдаров усердно давит пальцем кнопку — и над озером возникает водяной столб. Но никто не удостаивает вниманием радужный фейерверк. Толпятся за спиной бригадира. Тот приник к панели осциллографа. А там, в контрольной щели, метнулись полоски миниатюрных молний.

В считанные секунды сработал заряд. Микроземлетрясение распространило сейсмические волны на большую глубину. И теперь, отраженные и ослабевшие, они возвратились к сейсмоприемникам. Чуткие приборы улавливают подземные сигналы.

Иван Борисович вынимает кассету. Все разом, будто была команда, достают папиросы и закуривают. В молчании дожидаются, о чем доложит взрыв. Потом бригадир давит сапогом папиросу, берет в руки мокрую еще, как свежий фотоснимок, ленту сейсмограммы и начинает строго разглядывать волнистые каракули — запись донесения с глубин. Он теребит в больших руках бумажный рулон с основательностью крестьянина, который по горсти весенней земли пытается угадать, взойдет ли нынче добрый хлеб.

Совсем не так будут рассматривать эти бумажные полосы, которые улетят вместе с нами в Ханты-Мансийск, молодые геофизики из экспедиции. Там эти папирусы вызовут отчаянный спор. Читая их, люди станут морщить лбы или счастливо улыбаться. Сейсмограмма — луч света, брошенный в недра. И потому она может вызвать целую бурю эмоций. Геофизиков часто называют охотниками за куполами с подземными нефтехранилищами. А если уж такой купол обнаружен, то остается задать точку и бурить, послав на разведку пластов стальное долото.

Пока бригадир гадает по сейсмограмме, кто-то налаживает костер, навесив два ведра над пламенем, и принимается чистить, потрошить озерную рыбу. После первого взрыва полагается перекусить. И все собираются у огня.

Вот уже дымится вкусно уха. Расставляют миски на ящике. Подходит бригадир и присаживается с краю. А ему лучшее место уступают. Он же в ответ отмахивается: мол, и тут ладно.

— Я сибиряк степной, а длинный. Видно, в дождливый год родился. Так что свою миску достану.

И он сидит, как батька среди взрослых сыновей. Впрочем, бригадир и в самом деле годится в отцы своим помощникам. Сколько уж геодезических партий за восемнадцать лет сменил. И все его маршруты сибирские. Кочевал по тундре, в таежных дебрях, среди болот, по безымянным рекам. От точки до точки добирался и на оленях, и на вертолете. Искал газовые купола в низовьях Оби, у Березова. Три зимы «слушал землю» на Салыме, где бьют теперь нефтяные фонтаны.

— Так уж досталось на салымской структуре — до смерти ее не забуду, — заметил бригадир.

— Неужели хуже этих мест? — с сомнением спросил кто-то, отставив миску.

— Здешние места летом — курорт. Вода-то надежней болот. Чем озеро не гидропорт? На нем и жилье ставить можно. И гнуса меньше. Ну, а как зимой будет — сами увидите.

Разговор заходит о нефти. Парни, как нам кажется, чуть-чуть завидуют буровикам: и тому, что они торными дорогами ходят, и тому, что артели у них побольше, и тому, что живут они все ожиданием большого праздника — нефтяного фонтана. И Иван Борисович поддерживает их:

— Обида иной раз берет. Вот мы пройдем первыми эти озера. Придут следом буровики, поставят вышки, просверлят скважину — и даст она нефть. Им почет. О них разговор. А вспомнит кто, как мы на себя все принимали?

— И заметь, Борисыч, — вставляет кто-то, — техника у них всегда лучше и удобств больше.

— А у нас такие виртуозы работают — цены им нет. Если уж тракторист в партии, то везде пройдет. Ничем его не остановить. Ухнет иной раз с трактором в болото — по самую кабину. Выпрыгнет, разденется, мороз не мороз, а ныряет под трактор, пока трос буксирный не зацепит. И такие не бегут на Большую землю, не ищут, где полегче.

Бригадир задумывается о чем-то. Потом берет протянутую кружку обжигающего чая, отхлебывает из нее и отставляет в сторону.

— Могу понять: нас, сейсмиков, больше, чем буровиков, буровиков больше, чем геологов. Им и почет, хотя дорогу к нефти торили другие.

Наверное, он прав. Кто-то сказал: нет дорог от скалы к скале, от бесплодной земли к бесплодной земле, а есть дороги от родника к роднику, от деревни к деревне. И если даже дорога идет в пустыню, значит, она соединяет оазисы и людей. Но это не имеет никакого отношения к сейсмикам, ибо такая роскошь, как дорога, не встречается на их пути. У них есть только маршруты. А накатанные трассы появляются после того, как они пройдут первыми.

Всегда считалось подвигом пройти там, где до того никто не бывал. И тем большей отвагой наделяли первопроходцев, чем меньше было у них последователей. Но если тем путем проходили многие, подвиг превращался в заурядное событие. Но почему выветриваются из памяти имена первых? За давностью лет? Может быть. Однако и в наше время люди пробираются там, где не ступала нога предшественников. Почему же небрежны мы к их заслуге? Почему известны имена тех, кто, превозмогая себя, первым побеждает вершину и оставляет под пирамидой камней записку со своим именем? Да, такова традиция. Но не человек ли создает традиции?