Таежным фарватером - [36]

Только теперь, поднявшись в воздух, мы видим город во всей его красе.

Ханты-Мансийск, или попросту Ханты, как его здесь дружески называют, поражает подобно Тобольску сразу, с первого взгляда. Величественность панорамы, своеобразие соотношений города и реки — вот что непременно отметит про себя приезжий человек. И если он начнет сравнивать Ханты с Тобольском, то найдет немало общего.

Альма-матер Ханты-Мансийска — Самарова гора, которая напоминает горбатого медведя, припавшего к воде. И это возвышение среди северной пустыни — памятник эпохе оледенения, который помог ученым положить конец спору о древнем нашествии холода на Евроазиатский материк. Если присмотреться к осыпям крутых склонов горы, увидишь немало валунов. И немногим известно, что обкатанные камни долго хранили тайну оледенения Западно-Сибирской низменности. Много десятков лет географы задавали себе вопрос: было или не было оледенения в Сибири? И оказалось: Самарова гора — возвышенность из песка и крутолобых валунов — конечная морена древнего Сибирского оледенения. Именно тут образовался грандиозный массив льда, что тянулся с Урала на юго-восток. Именно тут начала таять холодная стена, оставив в конце концов высокий вал.

Ледник был неплохим землекопом. Он нагромоздил великую гору даже по сибирским масштабам, но оказался никудышным зодчим. В этом убеждаешься, когда поднимаешься от реки. Сначала видишь прибрежный ярус города, рыбокомбинат, речной порт и пристань. Потом идут административные здания, старомодные с башенками да резными наличниками. Еще выше — попадешь на улицы удивительной кривизны с приземистыми домами среди огородов. И уж на самом верху вовсе ничего нет. Разве что редкие сосны, уцелевшие от сокрушительных северных ветров. Тут и есть вершина Самаровой горы.

«И это весь город?» — изумляется гость скромным размерам Ханты-Мансийска. «Да нет, — слышит в ответ. — Другая половина города — по ту сторону горы».

На макушке Самаровского горба есть место, откуда можно обозреть весь Ханты-Мансийск. Отсюда, как с горного перевала, видишь два разноликих города. И связывает их только шоссейная дорога. Южный склон обрывается в стремительный Иртыш, северный прямыми улицами плавно спускается к широкому простору обских проток. И в погожий день с горы открывается бескрайняя бархатно-зеленая равнина, украшенная голубой лентой Оби. И там, у горизонта, лежит страна Яркого Харпа — великого северного сияния.

С естественной смотровой площадки на горе ощущаешь, как в течение нескольких столетий село Самарово взбиралось вверх по осыпям и кручам южного склона, как теснились у воды дома ямщиков и ясачных людей, казаков и прасолов, купцов и рыбаков. Пожалуй, неверно сказать, что этим людям не хватало умения расселиться по верху горы или на другом склоне. Не отпускала река-кормилица! А верховой кедровый лес — медвежья вотчина — держал в страхе потомков отважных служилых людей.

Тридцать с лишним лет назад был сделан решительный шаг — от реки, через перевальную высоту, к северному склону Самаровой горы. Столице национального округа стало тесно на традиционной привязи у Иртыша. И Ханты-Мансийск не унаследовал от села Самарова кривых улочек и бестолковости планировки, оврагов, поросших бурьяном, и опасных осыпей, фамильных амбаров и огородов, стиснутых до размеров судовой палубы. Превратив таежные уголки в парки, скверы и стадионы, отодвинув предприятия к окраинам, проложив широкие улицы, город почувствовал себя, как человек, справивший новоселье. И ему легко дышится душистым сосновым воздухом.

Было бы несправедливо не сказать, что рядом с молодым Ханты-Мансийском, буквально под боком, появился город-подросток. Третий склон Самаровой горы обжили геофизики…

И вот от этой приметной возвышенности в краю равнинных вод и лесов АН-20 уносит нас куда-то на северо-восток. Туда, где в верховьях одноименных рек — Лямин 1-й, Лямин 2-й, Лямин 3-й — затерялись партии геофизиков.

Для Юрия Голубкова и Николая Рахманова это обычный полет. Такой же обычный, как ранний рейс с рабочей сменой для шофера автобуса. Сбоку от кресла первого пилота лежит планшет с заправленной картой. Иногда он заглядывает в нее, сверяя путаницу голубых и коричневых линий с тем, что открывается перед лобовым стеклом кабины. Он ведет гидросамолет по красной линии, зигзагом прочертившей карту. Линия эта прерывается кружочками, в которых вписаны цифры. Одни кружочки — точки стоянок партий геофизиков. Другие кружочки — точки будущих стоянок разведчиков. Каждая партия обозначена своим номером. Но летчики знают по имени всех геофизиков.

Шесть точек на карте первого пилота. Шесть посадок. Первая — в 74-й точке. Надо забрать бригаду Шешикова и перебросить ее на 53-ю точку.

С той минуты, как под поплавками гидросамолета исчезла Самарова гора, око иллюминатора не видит и клочка суши. Кругом словно разлитая по столу большая вода Обского Севера. Под прозрачным пластом ее нетрудно разглядеть коренные русла рек, затопленные берега, луга, острова, гривы. А вдали еще более фантастичный разлив, распростершийся до горизонта: в кружеве проток, стариц, заливов и рек лежит сама Обь. Не менее получаса АН-20 пересекает ее долину.