Таежным фарватером - [37]

Если внизу появляется баржонка, к ней невозможно отнестись с безразличием. Как же не тревожиться за судьбу этой щепки, оказавшейся среди водной пустыни?! Угнетающее однообразие земли, обезображенной водой, рождает иллюзию парения. Если бы не рев моторов, можно подумать, что гидросамолет встал у причала в голубой гавани.

Когда после гигантского разлива показываются болота и блюдца озер, первый пилот спрашивает:

— Что? Невеселые пейзажи? Это вам не кудрявая Россия! Когда мы прилетели с Волги и пошли в первый рейс, тоже муторно стало от всего этого уныния. Карту читаешь — все ясно. Взглянешь вниз — оторопь берет: водища кругом, ручьи текут реками, возвышенности исчезли, болота одинаковые все. Ничего не разглядеть! Ни троп, ни дорог. И хоть бы какая примета! Домишко, что ли.

Не знаем, по каким приметам отыскивает первый пилот среди тысячи озер то безымянное озеро, которое на его карте значится под номером 74. Когда мы пикируем на озерную гладь и приближаемся к чахлому невысокому берегу, нас встречают семеро парней в резиновых сапогах до пояса и лохматый белый пес.

Едва успеваем осмотреться, как весь груз и сама бригада уже в гидросамолете, а второй пилот убирает стальные тросы-расчалки. Разбежавшись по озеру, АН-20 взмывает в небо. Теперь мы летим с бригадой на 53-ю точку.

И в том же крутом пике, словно прыгун с трамплина, гидросамолет опускается на такое же озеро с черной непроницаемой водой в низинных берегах. Уж не ошибся ли пилот? Озеро как две капли воды похоже на то, откуда перед этим взлетали. Но бригадир спокоен. Он лишь глянул в иллюминатор, когда приставали к берегу. Его волнует не вода, а суша: достанется ли бригаде хоть малый ломоть незамоченного места? И видно, он до конца верит летчикам, которым с высоты виднее, куда лучше опустить своих пассажиров.

Снова выскакивает на поплавок второй пилот, потом прыгает на берег в своих начищенных до блеска ботинках.

— Порядок! — одобряет он место причала.

За ним из открытой дверцы вымахивает на берег прямо из салона флегматичный пес, по кличке Старик. И тут же начинается спешная выгрузка снаряжения. Парни выносят на руках радиостанцию и лабораторию, бросают спальные мешки и раскладушки, надувную лодку, передают друг другу бидон с бензином, ящик с посудой, ведра, катушки проводов, мешок картошки. А в это время бригадир прохаживается вдали, щупает ногами зыбучую почву, чтобы найти место для бивака.

Мы остаемся с бригадой на этом берегу. Старший пилот говорит:

— Обедать к вам прилетим. Не забудьте ухи оставить!

Никто из бригады не обращает внимания на озеро, откуда сорвался в небо гидросамолет. Вода непроницаемая и тяжелая. К ней подступают карликовые сосны. Деревца стоят и вкривь и вкось. Иные и вовсе к земле клонятся. И с мыска видишь: сколько хватает глаз, тянется вдоль темного озерного зеркала прозрачная сосновая чаща.

Тут, однако, надо под ноги смотреть. Чуть не усмотришь — можно сапог оставить меж кочками. Ходишь по гибким клюквенным стеблям вперевалку. И все ищешь кочку понадежней. Как только ребятам удается передвигаться с ношей?

Откочевав на берег безымянного озера, никто из бригады не садится передохнуть. Даже перекурили на ходу. Кажется странным: как это можно бросить в кучу снаряжение и продовольственные запасы. По неписаному туристскому правилу, которое, несомненно, ведет начало от геологов, полагалось бы прежде установить палатки, разместить в безопасности на случай дождя снаряжение и провиант, может, даже разжечь костер. И уж потом только за дело приниматься. А эти без разговоров да споров принимаются каждый за свое. И бригадир ни во что не вмешивается. Будто не при чем тут. Ничего не приказывает. Никого не наставляет.

Позже мы поняли: в поле, как называют геологи работу вдали от дома, настоящая артель живет не приказами и наставлениями. Тут не спрячешься за спину другого. Красноречие не имеет цены. Слабости характера стараются упрятать понадежней на дно рюкзака.

Когда видишь в деле этих семерых, создается впечатление, будто каждый из них думает только о том, чтобы превзойти другого умением, ловкостью, удалью.

Вот Сергей Моисеенко — немногословный, как и бригадир, парень с тонким профилем и тиролькой, ловко сидящей на голове, — отправляется в «лес». Поверх сосен издали видны тулья его шляпы и взлетающий топор. Приносит два шеста, молча складывает их у ног балагура бригады — взрывника Лени Даниэля, который в отдалении от всех перебирает шашки тола.

В центре лагеря — на самом сухом месте — Миша Латыпов устанавливает сейсмостанцию. Молниеносными движениями он что-то соединяет, подключает, завинчивает, спаривает, размыкает, прощупывает. А кончил — глянул в сторону бригадира, словно предлагает проверить его работу. Иван Борисович подходит, солидно садится на ящик, который ему уступает помощник, прослушивает осциллограф и говорит только: «Добро».

Остается догадываться, как эти семеро понимают друг друга, не роняя лишнего слова. Впрочем, заметно еще, что никто не скупится на шутку. Видно, у них принято считать, что юмор усваивается без труда даже в изрядных порциях.

— Не успеет стриженая девка косу заплести, как и мы свою размотаем, — произносит лукавый Леня Даниэль и приподнимает катушку с проводом.