Таежным фарватером - [18]

Улица норок, пожалуй, центральная магистраль в зверином городке. Вольеры, поставленные на столбы и накрытые двускатной крышей, тянутся вдаль длинными шеренгами. За сетчатыми стенками лежат в живописных позах разомлевшие от сытного обеда и жары пушистые любимцы совхоза. Право, не зря модницы охотятся за шкурками, в которые облачены эти зверьки — длинные, приземистые, с привлекательными мордашками. Вы можете просунуть травинку сквозь сетку, пощекотать лениво возлежащую красавицу в голубом манто, и она ответит на заигрывание, как резвый котенок. Отбросив всякую церемонность, норка выгнет дугой спину, подберет лапки и примется с неподдельным азартом ловить вашу травинку. И тогда увидишь ее ротик, полный отточенных зубов.

Звероводам немало надо знать тайн из «личной» жизни дикой норки, чтобы растить в неволе это своеобразное животное. Сколько, например, исследователи отдали времени и сил, чтобы узнать, чем питается норка! Главное блюдо в меню зверька — рыба. Летом он все-таки предпочитает мясные блюда, охотясь на грызунов, лягушек, змей. Впрочем, норка не пренебрегает и вегетарианской пищей, когда нет ни рыбы, ни мяса. А что находит совхозная жительница в своей кормушке? Не слишком ли дорог ее пансион?

Одна из старейших работниц фермы, Софья Павловна Новоселова, рассказывает, что получает норка к столу. Тут и свинина вареная, и кости говяжьи, и куколка тутового шелкопряда, и кровь, и зелень всякая, и рыбий жир.

— Как видите, из таких продуктов можно любое кушанье по вкусу приготовить, — заметила эта радушная женщина.

Кушанье для одной персоны не так уж и дешево — одиннадцать-двенадцать копеек в сутки. Правда, это только летом, когда в совхозе проживает семь тысяч таких зверьков. Кстати, вся пушистая клиентура совхоза «съедает» — и опять-таки в летний день — на пять тысяч рублей. Не потому ли, когда мы приходим в меховой магазин, нас приводит в немое восхищение стоимость норковой шубы?!

Впрочем, отечественная шкурка не дороже зарубежной.

Одному из нас довелось побывать на международной традиционной осенней ярмарке в Стокгольме и увидеть шведский павильон, заметное место в котором было отведено экспозиции, рассказывавшей о звероводах. Представитель мощного консорциума, финансирующего норковые хозяйства, Бенгт Карлссон, немолодой человек с лицом исследователя и руками такелажника, объяснял посетителям, кто и как в Швеции разводит ценного пушного зверька. Полторы тысячи хозяйств выбрасывают на рынок сотни тысяч шкурок ежегодно. Самые крупные покупатели — канадцы, которые под своей уже маркой перепродают товар в Европе. В том числе и в Скандинавии. Норковые фермы расположены преимущественно на юге страны, богатом рыбой и рыбной мукой. Спрос на дорогостоящие шкурки растет из года в год, и производство никак не может поспеть за ним. Выращивание норки очень прибыльное, но рискованное и трудное дело. Зверьки подвержены многим заболеваниям, ухудшающим качество меха. Господин Карлссон заметил, что на зверьков губительно действовали даже полеты реактивных самолетов с их характерным резким шумом. И его консорциум добился того, чтобы шведские военно-воздушные силы перебазировали несколько эскадрилий из Южной Швеции в другие районы страны.

Все это не оставляло сомнений в том, что разведение норок стало доходной отраслью национальной экономики. Уязвимым местом новой «промышленности» остается ее зависимость or капризов моды. Никто из звероводов не знает, какой цвет норки будет утвержден в следующем сезоне законодательницами мод дамских салонов.

Побывав в Тобольском зверосовхозе, убеждаешься в том, что капризы моды чутко улавливают и работники здешней норковой фермы. Они гордятся, когда под своим клеймом отправляют несколько десятков тысяч шкурок, например на лондонский пушной аукцион. Они мечтают получить семейство сапфировых норок, шубки которых обещают быть самыми модными. Впрочем, было бы преувеличением сказать, будто кто-то в совхозе знает, какого тона норка окажется завтра — и тем более послезавтра — самой ценной. Поэтому главный зоотехник предпочел бы иметь на ферме для полной гарантии племенных зверьков всех семидесяти шести ныне известных расцветок — жемчужных, белых, черных, как тьма, бежевых, разных из коричневой серии, Алеутских.

Когда-то древний Новгород, а затем Москва стремились овладеть Сибирью исключительно ради ее баснословного богатства ценным пушным зверем. Во имя этого богатства русские люди проходили «пропастьми, снегом и лесом» не одну тысячу верст. Поощрялись и поддерживались безумные по смелости и жестокости походы служилых людей и частных капиталистов. Спустя четыре года после завоевания Ермаком иртышской столицы хана Кучума Сибирь дала царской казне двести тысяч соболей. А сколько шкурок лисьих, бобровых, заячьих и прочих свозилось в Москву в царствование Алексея Михайловича, — даже современники счесть не могли.

В семнадцатом веке государство, монополизировавшее меховую торговлю, экспортировало пушнину в Англию и Польшу, Бухару и Персию. Продажа «мягкой рухляди» долго оставалась первой статьей дохода внешней торговли. Не будь сибирских драгоценных шкурок, как свидетельствуют историки, неизвестно, выдержала бы тогда Россия борьбу с западными соседями.