Таежным фарватером - [16]

Нашим тобольским знакомым не приходится уговаривать нас. Да, кстати сказать, сибиряков и не упрекнешь в навязчивости. Когда они советуют посмотреть какое-нибудь достопримечательное место в их краю, значит, оно стоит того. И мы успели уже понять, что тут люди твердых правил: если гостю что-то предлагают, то только один раз. И никто не позволит себе многословия зазывалы. Вот и нам сказали: хотите побывать в звероводческом совхозе — ловите машину на Абалакском тракте и поезжайте, это недалеко от города.

Мы выбираемся на окраину Тобольска, где между жилым кварталом и стеной таежной чащи лежит пыльная дорога, перегороженная — по старому, видно, обычаю — полосатым шлагбаумом. За ним и начинается тракт, проложенный три века назад смиренными монахами. Заметив красный «Москвич» с надписью «Связь» на дверце, один из нас поднимает над головой правую руку — по всем правилам автостоповца, путешествующего на попутных машинах. И нам сразу повезло: «Москвич» идет с дневной почтой в совхоз.

Парень за рулем не успел ответить и на половину наших вопросов, как раздвинулся придорожный лес, замелькали по обеим сторонам дома, преимущественно недавней постройки, и молодые деревца.

— Вот и поселок совхозный, — заметил шофер. — А фермы-то в стороне стоят. Недалеко уж.

Оказалось, не так уж близко. Ничего не поделаешь: у сибиряков своя ‘Мера на расстояния. Если они говорят «рядом» — это уж наверняка километр-другой. Если скажут «недалеко» — считайте, что идти не меньше пяти километров.

Далеко ли, близко ли, а дошли. И видим глухой забор, через который впору птице перелететь, крепкие ворота и проходную с неизменным стражем. Он выходит навстречу, суровый и непреклонный, зажав в кулаке сигарету. Основательно допросив нас, ворчит что-то насчет зоопарка и посетителей, которые только и знают, что разносят инфекции. Потом старик долго терзает старомодный телефонный аппарат с ручкой на боку. И успокаивается только тогда, когда сдает нас с рук на руки главному зоотехнику совхоза — приветливому голубоглазому мужчине средних лет.

Владимир Павлович Могучев, видимо, привык к посетителям и сразу выдает каждому по белому халату.

— К посетителям у нас такие же строгости, как в больнице. Наши зверята слишком восприимчивы к инфекционным заболеваниям, — говорит он.

От домика главного зоотехника до вольеров тоже, как сказал Могучее, «рядом». И по пути туда мы успеваем услышать рассказ о том, как почти сорок лет назад в десяти километрах от Тобольска возник совхоз и его первая ферма серебристо-черных лисиц.

Они появились тут, когда не было самого совхоза. Был только директор — бывший охотник, по распространенной в этих краях фамилии Лопарев. Он еще выбирал место, где поставить лисью ферму, когда принял в своей штаб-квартире в селе Ивановском первопоселенцев.

Их держали в обыкновенной избе, пока не построили вольеры. Ивановцы, нанимавшиеся на работу в совхоз, старики охотники, детишки приходили в избу и рассматривали пышнохвостых темных лис, на спинах которых будто бы застыл иней сибирского мороза. Эти люди видывали всякого зверя, но не такого, что содержался временно в сельском зоопарке, который со всех сторон обступила тобольская тайга.

Те, кто помнит июльские дни двадцать восьмого года, ныне на пенсии. Тогда совхозом называли они дом да кухню, где готовили корм, а артельное хозяйство состояло из лошади, коровы и сорока привозных лисиц, которые вздрагивали по ночам от лесных шорохов.

Мы проходим мимо домиков, в которых размещается ветеринарный пункт совхоза с приемной, лабораторией, изолятором и аптекой. Наконец позади складских помещений обнаруживаем два длинных ряда — в добрую четверть километра — вольеров с песцами.

Разомлевшие под солнцем северяне прячутся в ненадежной тени клеток. И мы не сразу замечаем, что эти зверьки, известные своими завидными шубами, похожи почему-то на мокрых собак.

— Линяют, бедняги, — говорит главный зоотехник. — Лихо им сейчас. Даже лаять нет уж сил.

Они совершенно непригодны для фотосъемки. Да и никакими силами нельзя выманить из тени утомленных жарой животных. Приподнятые над землей в полроста человека и огороженные досками клетки почти не дают прохлады.

Особенно жалок вид местной знаменитости, по кличке Люська. С ней водят дружбу все совхозные мальчишки и девчонки. Потому что Люська ручная. Ее можно взять на руки и погладить без всякой боязни за целость собственных пальцев. Но почему у нее такое имя? И как зовут, например, ее соседку?

Главный зоотехник объясняет, что никто уж не помнит, почему так нарекли зверька. Очень давно появился он на ферме. А соседи его вовсе безымянные, в чем, собственно, и состоит величие Люськи. Нет у песцов да и других обитателей вольеров имен. Есть только номера. У самок — четные, у самцов — нечетные. Вот и вся премудрость! Тут же не зоопарк. Незачем. По номерам и отличают песцов и соболей, лис и норок. Рождается зверек — клеймят его. На клетке, где появляется новорожденный, вешают бирку с тем же номером. И на бирке есть еще цифровые «имена» его папы и мамы. Все остальные сведения о песце можно прочитать в его племенной карточке, что хранится в совхозной конторе. Этот паспорт все расскажет о песце: каковы его окраска и вуаль, телосложение и пушные качества, кто его мать и мать его матери.