Таёжная речка Акшинка - [4]
Не знаю, почему в то утро наша ядовитая мышеловка не уползла, как уползала всегда. Может быть, у неё ночью охота была особенно удачная, и она объелась; может быть, решила поохотиться и днём… Только лежала она в то утро под брезентом, и ни я, ни Василий Васильевич её не заметили.
Мой друг накрутил на шомпол тряпку, обмакнул её в масло и стал водить ею внутри ружейных стволов. Потом он посмотрел сквозь вычищенные стволы на свет, а шомпол с тряпкой бросил на мешки. Бросил… И тут послышалось возмущённое шипение. Так шипят кошки, когда разозлятся. Из-под брезента выползла гадюка и молнией пропала в траве.
— Что ты наделал! — набросился я на Василия Васильевича.
— Да кто же знал, что она там сидит? — растерянно и огорчённо оправдывался Василий Васильевич.
А вечером ядовитая мышеловка не приползла, как приползала обычно. Не было её ни на другой, ни на третий вечер. Она не вернулась больше. Наверно, здорово обиделась на нас с Василием Васильевичем.
Зато как расхрабрились мыши! С жадностью накинулись они на наши беззащитные припасы. И по вечерам, слушая, как они возятся, шуршат и пищат в траве, мы с грустью вспоминали о ядовитой мышеловке, к которой оба успели очень привыкнуть.
Говорящая рыба
Не обманул меня Василий Васильевич, когда говорил, что в таёжных речках рыбы видимо-невидимо. Только рыба в Забайкалье особенная. Нет там в речках ни окуней, ни щук, ни пескарей. Водятся в быстрых таёжных реках юркие серебристые хариусы с красными пятнышками на боках, чинно ходят большеголовые зеленоватые ленки…
Удить рыбу мне понравилось. Насадишь на крючок кузнечика — в Забайкалье их называют «скачками», — закинешь леску подальше, пусть даже без поплавка, с одним грузилом, и сразу бросятся к приманке любопытные жадные хариусы.
А ленок осторожен. Долго ходит он вокруг крючка, будто присматривается, нет ли подвоха. И едва только приметит на берегу рыбака, тотчас вильнёт хвостом и исчезнет в тёмной глубине омута.
Все рыбьи привычки и повадки я изучил быстро. Удочки закидывал в заводь возле переката, туда, где рыбы больше. Там она ходит, дожидаясь, когда быстрина вынесет на спокойную воду мошку или комара, или «скачка», прыгнувшего сдуру в серебряные волны, где, точно в самом чистом зеркале, отражаются прибрежные кусты и травы.
Научился и я прятаться в густом лозняке на берегу, чтобы меня не приметили глазастые ленки. Но дел у нас было много: и на охоту сходить, и обед сварить, и пришить оторванную пуговицу или положить заплатку на продырявленный острым сучком резиновый сапог. И поэтому на ночь мы стали ставить для ловли рыбы перемёт.
Перемёт — это длинная тонкая бечёвка, к которой привязаны кусочки прозрачной лески с грузилом и крючком — поводки. Ставится перемёт поперёк реки, и утром пойманную рыбу снимают с поводков.
За ночь обычно удавалось нам поймать три-четыре рыбки. Иногда попадалось пять или шесть. Хватало и на завтрак и на обед.
Однажды утром пошли мы с Василием Васильевичем на берег проверить наш перемёт. Смотрим — натянута поперечная бечёвка словно струна. Даже позванивает. Поводок посерёдке так и ходит из стороны в сторону.
— Ну, кита поймали! — пошутил я.
А Василию Васильевичу не до шуток. Волнуется он. Одной рукой за деревце на берегу схватился, другой бечёвку тянет.
— Помогай! — кричит.
Взялись мы вдвоём. Тащим бечёвку. А рыба тоже не сдаётся, плещется, дёргает поводок, вот-вот сорвётся. Нам бы потихоньку её к берегу подвести, снизу поддеть сеткой — подсачком. А мы поторопились. И зря. Выскочил из воды у самого берега здоровенный ленок, ударил хвостом — и поминай как звали. Крючок и поводок целы. Даже кузнечик — «скачок» — не съеден. А рыбы нет — сорвалась.
Пришлось нам в то утро вместо жареной рыбки есть пригорелую пшённую кашу. Но горше каши была для Василия Васильевича досада. Ещё бы! Такую добычу упустить!..
— Ничего, — утешал я своего друга. — Одна рыба сорвалась, другую поймаем. Рыбы ведь в таёжных речках видимо-невидимо…
Но только с того дня как будто кто-то заколдовал наш перемёт. Не идут на крючки ни ленки, ни хариусы. Что за оказия? Рыба в Акшинке, что ли, перевелась? Или «скачки» ей больше не по вкусу?
Каждый вечер мы меняли кузнечиков на крючках. Пробовали насаживать мух, жуков и даже червей, которых в лесу накопать дело нелёгкое. По рыбацкой примете, плевали на наживку, так что у нас языки заболели. Ничего не помогало. Хоть плачь.
На третий день, когда Василий Васильевич ушёл на охоту, я сам решил проверить перемёт. Захватил подсачек и осторожно подкрался к берегу. Выглянул из-за кустов — смотрю: пуст перемёт. Выгнута поперечная бечёвка ровной дугой. Никто её в воде за поводки не тянет.
Прятаться больше было незачем. Я вышел из-за куста и присел на камень у берега. Вода в реке прозрачная — каждый камешек, каждую песчинку на дне видно. И вот вижу я — возле одного поводка неподвижно стоит рыба. Только плавничками шевелит. Голова у рыбы лобастая, чешуя зелёная, вся в мелких чёрных крапинках. Такого громадного ленка я видел всего один раз — того самого, что у нас с крючка сорвался.
Шмыгнул я поскорее за куст и замер. Вот сейчас ленок схватит приманку, натянет, задёргает поводок. Тут уж я не дам маху, осторожно бечёвку к берегу подтяну, подсачек снизу подведу… Пусть похвалит меня Василий Васильевич.
