Таёжная речка Акшинка - [2]

Он пожал плечами, точно хотел сказать: «Что ж тут удивительного?» — и нехотя объяснил:

— Ветер весной с юга дует. Жарко. Сжигает семена. Вот и растёт лес по северной стороне.

Так ехали мы до полудня — то полем, то по распадкам среди сопок. Вдруг за плотной стеною ив и густого кустарника послышался рокочущий гул.

— Акшинка, — сказал Серёжка. — За ней тайга начинается. Будем брод переезжать.

Дорога свернула под уклон. Откуда-то звенящей тучей налетели злющие комары. Среди кустов сверкнула на солнце река.

Была она не широка, эта таёжная речка, но вода через мелкий перекат неслась так стремительно, что долго на воду нельзя было смотреть: рябило в глазах и кружилась голова. Волны бурлили и клокотали на камнях. Солнечные зайчики прыгали по воде, будто играли с волнами вперегонки.

Резвый, пофыркивая, осторожно вошёл в воду. И сразу же от его ног, от колёсных спиц вниз по течению потянулись глубокие серебряные ложбинки. Бешеное течение вымывало камни из-под копыт. Песком и мелкими камешками занесло колёсные ободы.

— Ну, Резвый, вперёд! Вперёд, Резвый! — надсадно кричал Серёжка.

Резвый напрягался изо всех сил, хрипел, фыркал, но не мог сдвинуть телегу с места. Василий Васильевич начал разуваться. Я тоже снял сапоги и, оглядевшись по сторонам, сказал:

— Надо бы левее объехать. Вон какая там вода спокойная.

— Омут там метра в три, — проворчал Серёжка, — потому и спокойная.

Засучив брюки выше колен, я спрыгнул в воду. Ух ты! Будто в огонь прыгнул! Холод ведь обжигает не хуже пламени. А вода в Акшинке была прямо ледяная. Дух захватывает. Да и устоять нелегко — так и валит с ног.

Придерживаясь за край телеги, я стал пробираться назад, чтобы вместе с Василием Васильевичем помочь Резвому сдвинуть её с места. Вдруг скользкий камень вывернулся у меня из-под ноги. Я не удержался, взмахнул руками и шлёпнулся в ледяную воду.

Стремительное течение тотчас же подхватило меня, как какое-нибудь бревно, и потащило к омуту. Я цеплялся за камни — они, словно живые, выскальзывали из пальцев; бил руками по воде, стараясь грести и плыть, но ладони ударяли по камням.

— Держись! — услышал я голос Василия Васильевича, донёсшийся до меня сквозь грохот волн.

Но за что мне было держаться? Попробовал встать — меня тут же как будто кто-то дёрнул за ноги. И свирепая вода снова повлекла меня к омуту, где — я видел — крутились ровненькие, аккуратные воронки водоворотов. Внезапно рядом я услышал задыхающийся голос Серёжки:

— Руку давайте, руку!..

Через несколько минут я сидел на берегу, лязгая зубами от холода и пережитого волнения. Серёжка, отплёвываясь, стаскивал сапоги, чтобы вылить из них воду. Я заметил, что к его поясу привязаны вожжи. Они тянулись за ним по траве, как хвост.

— Ч-чего это т-ты, Серёжка… вожжи п-привязал? — спросил я.

Серёжка ничего не ответил. Вместо него мне всё объяснил Василий Васильевич:

— Когда тебя понесло, он ножик из кармана выхватил и чирк по вожжам. Отрезал! Я думал: «Ну, с ума сошёл наш возчик». А он вожжи одним концом к телеге привязал, другим — к своему поясу. Понимаешь? Чтобы до тебя добраться. А то бы и его унесло.

Вот это Серёжка! Ну и молодец!..

— Спасибо тебе, — сказал я.

Серёжка сердито засопел, не ответил ни слова и стал молча отвязывать от пояса вожжи.

Реке, должно быть, надоело держать нашу телегу в плену. Резвый снова поднатужился и вывез её на берег. А река позади всё гремела камнями, всё ревела и грохотала. «Строгая вода», — вспомнились мне слова нашего знакомого геолога.

Когда я немного обсох, мы двинулись дальше. На другом берегу реки начиналось таёжное царство. Густо обступили дорогу высокие полосатые берёзы, мохнатые лиственницы — ёлки с мягкой пушистой хвоей, зябкие осины и гибкая ольха. Иногда деревья расступались. Открывалась поляна или вырубка. Тишина пряталась за стволами, в тёмной таинственной чаще. Не пели птицы, как поют они в наших подмосковных лесах. Только ветер осторожно шелестел в ветвях да изредка раздавался стороною какой-то шум: то ли треск сучьев, то ли хлопанье больших крыльев.

Ещё один раз мы переехали речку Акшинку вброд, но уже благополучно. И вскоре наша телега свернула на небольшую полянку, окаймлённую зарослями мелколистного багульника.

— Вот и приехали, — сказал Серёжка.

— А где же речка? — удивился я, не слыша знакомого грохота.

— Да вон она течёт, за кустами.

И правда, у подножия высоченной сопки блестела сквозь кустарник вода. Только здесь река текла тихо, медленно и спокойно, словно ей не хотелось нарушать торжественной тишины тайги.

Ядовитая мышеловка

Не успели мы как следует устроиться в нашей охотничьей палатке на берегу Акшинки, как к нам пожаловали первые гости. Это были мыши — лесные мыши: маленькие, хвостатые, рыжевато-серые, очень прожорливые и нахальные.

Чего мы только с Василием Васильевичем не придумывали, чтобы уберечь от них наши припасы! Подвешивали мешки на верёвках к веткам деревьев; заваливали на ночь камнями; заколачивали в ящик из берёзовых жердей… Ничего не помогало. Мыши ловко взбирались вверх по стволам деревьев, пролезали в щели среди камней и находили лазейки в берёзовых палках.

Наконец мы сдались. Обрезали верёвки, расшвыряли камни, из берёзовых палок нарубили дров для костра. Свалили наши припасы прямо на землю под кривой берёзой и только накрыли сверху брезентом от дождя — дождь ведь не мыши: от него спастись можно. А мышам мы сказали: ладно, ваша взяла, грабьте!