Я встал и снял с крючка на стене ватник. Провожать друг друга тоже входило в наш ритуал.
— Одну минуту, — сказал, — ворота запру на замок. А то однажды, — говорил я, скрепляя цепь на воротах небольшим замком, — Серега-слесарь с гаража учудил…
Закрыв также дверь конторки на ключ, я направил Марка Семеновича от ворот, в сторону гаража…
В электрическом свете фонарей мелькало что-то крохотное и серебристое.
— Смотри-ка! — сказал, воздев руки. — Поздравляю с первым снегом, коллега!
Подняв лицо, Марк Семенович щурился сквозь очки, улыбаясь.
— Да, снег… Ну, этот долго не пролежит на теплой земле. Быстро сойдет…
— У нас до зимы еще сто снегов сойдет. Петербург: слева море, справа горе, снизу мох, а сверху «ох»!
— Хорошо сказано! — рассмеялся Засыпкин.
— Да жаль, не нами. Это еще со времен нашего отца-основателя…
Снег повалил плотнее, хотя и такими же серебристыми крохотками.
— Это хорошо, — сказал Марк Семенович. — Пусть валит. Все следы будут как на ладони… Ты рассказывал что-то о Сереге-слесаре, — напомнил он мне.
Мы остановились у проезда в гараж.
— В следующий раз, — сказал я. — До встречи. Спасибо, что навестил. Пойду взгляну на полигонные краны.
— Я же полчаса назад проходил.
— От меня не убудет, — пояснил я и напомнил: — Сам же говорил, что за десять минут срезать можно.
— Это точно.
Мы пожали друг другу руки.
— Заходи и ты ко мне, — сказал Марк Семенович. — И звони, если что.
— Обязательно, если что, — сказал я и, сделав правой рукой «но па саран», зашагал мимо раздевалок, мимо формовочного цеха, мимо трансформаторной подстанции — к полигону…
Шаги мои все замедлялись — от какого-то внутреннего напряжения, душевной сжатости…
Снег косо падал мне прямо в лицо и постепенно залеплял волосы на голове, лоб, щеки, усы и бороду…
Мне казалось, что сейчас, в следующую минуту мое напряжение разрядится во что-то необычное, радостное. И мне наконец-то станет ясен смысл всего происходящего. Сверхпричина и сверхцель моего пребывания здесь. Еще минута, миг…
Но нет! Или их не было вообще, в природе, сверхпричин и сверхцелей, или я сам по себе не был достоин сверхоткрытий и сверхозарений…
Единственное, что мне было доступно, — это одно расплавляющее душу чувство…
Я замер на месте и стал заснеженным сгустком этого чувства…
