Та, далекая весна - [13]
Преодолев растерянность и смущение, под пристальными взглядами сельчан Иван сказал:
— Я не уйду, пока декрет не прочитаете, пусть все знают.
— А ты не учи, не учи, а то… — завопил Тихон.
Но его заглушил опять возникший шум:
— Закон читай!
— Правильно!
— Хватит лясы точить! Давай декрет!
Вдруг на крыльцо рядом с Тихоном и уполномоченным вскочил Тимофей Говорок и резким голосом перебил шум:
— Мужики! Иван дело говорит! Что же это получается: прячут от нас декрет. По-ихнему выходит — Макею брюхо наедать, а нам за него налог платить? Он бандитов хлебом снабжает, а против Советской власти, получается, мы!
— Каких бандитов? — вскипел Макей Парамонов. — Ты видал? Докажь!
— Нет, ты, представитель власти, скажи, — не унимался Говорок, напирая на Птицына, — скажи, за кого Советская власть стоит? За мироедов? За Петьку Захаркина? Он с живого и мертвого шкуру дерет, а мы за него налог плати?
На крыльцо вскочил Петр Захаркин. Он схватил Говорка за грудки и сильно встряхнул:
— Кто с тебя шкуру дерет? Враз жизни решу!
Он еще раз тряхнул Говорка и хотел, видно, сбросить его с крыльца, но тот ростом хоть не высок, да ловок и успел со всего размаха врезать Захаркину в ухо, и оба они, сцепившись, покатились с крыльца.
Гвалт поднялся нестерпимый. В воздухе замелькали кулаки. Волостной уполномоченный и Тихон сразу же юркнули в Совет, крепко прихлопнув дверь.
Расходились мужики со схода, кто отплевывая кровь, кто ощупывая синяки, кто потирая бороду, из которой в драке вырвали изрядный клок.
Вопрос о новом налоге так и остался нерешенным. Уходя с площади, Иван в проулке нос к носу столкнулся с Яшкой Захаркиным. Тот словно поджидал Ивана и вынырнул навстречу из-за угла чьей-то бани.
Иван от неожиданности остановился, а Яшка подошел к нему вплотную и насмешливо успокоил:
— Не бойся — бить не буду.
Но Иван уже овладел собой и тоже с насмешкой ответил:
— Чего ж тебя бояться? Это ты со страху у бандитов спрятался. Зачем в село вернулся? Сам-то не боишься?
— А кого бояться? Тебя, что ли? Тебя я бил, а ты ничего не докажешь. Только, видать, мало тебе — опять смуту ведешь. Смотри, Ванька!.. Запомни: продразверстке конец — сила теперь у нас, у самостоятельных хозяев, и воли вам не дадим. Власть к нам повернулась…
— Плевал я на вашу силу! — вспылил Иван. — Не к кулакам власть повернулась, и не даст она вам воли. Понял, гад?
Он шагнул к Яшке со сжатыми кулаками. И хотя Яшка был много старше, повыше его и коренастее, в плечах шире, Иван готов был вцепиться кулачонку в горло: перед ним стоял враг, мирного разговора с которым нельзя вести. И Яшка отступил, струсил, попятился.
— Ладно, ладно, — пробормотал он и скрылся за углом.
И опять заворошились беспокойные мысли:
«Почему кулаки подымают голову? Не может того быть, чтобы новый закон был на руку им. Почему Тихон прячет от мужиков декрет о налоге? Значит, здесь что-то не так. И этот очкастый уполномоченный из волости! Тоже болтает много, а не поймешь, что к чему. Вот если бы Стрельцов приехал — он бы все как надо объяснил. А то вон и Яшка барином ходит…»
Вечером забежал Колька Говорков, как всегда с новостями.
— У Захаркиных гуляют — аж дым столбом.
— В честь чего? — нехотя спросил Иван.
Мало его сейчас занимало такое событие, как пьянка у Захаркиных. Хлеба у них хватает — продотряд не все забрал, — вот и гонят самогон. Может, празднуют Яшкино возвращение из банды? Ну, и черт с ним!
Но то, что Колька сообщил дальше, заставило задуматься.
— Волостного уполномоченного Птицына обхаживают. Он, несчастный, видать, против захаркинского первача слаб: в окно высунулся — наизнанку его выворачивает, аж очки потерял, а Марфа воду ему на голову из ковша поливает. Облегчение, значит, делает.
— И Птицын с ними!
— А то! Весь шум из-за него. Тихон Бакин тоже там. На крыльцо выполз, сидит, за голову держится. Видать, тоже здорово хватил. А ты знаешь что? — Колька таинственно понизил голос до шепота.
— Что?
— Яшка появился. Не прячется — открыто сидит, на гармошке наяривает.
— Удивил! — усмехнулся Иван. — Повстречался я сегодня с ним.
— Да ну?
— Поговорили миром, — опять невесело усмехнулся Иван.
— Ваня, что ж это получается? А? — как-то растерянно спросил Колька.
Что Иван мог ответить, когда сам многого не понимал?
Никогда еще Крутогорка не жила так напряженно, как в эти весенние дни 1921 года. День ото дня разгорались страсти. Незримой доселе была трещина, что пролегала по селу между кулацкими пятистенками под железом и бедняцкими хатами, соломой крытыми. Прятала от глаз ту трещину от дедов идущая, показная почтительность к тому, кто богаче, и сознание зависимости от него. Теперь не то: наружу выплеснулась извечная вражда. Заколебались дедовские устои…
Утром опять прибежал Колька:
— Ванька, айда скорее! У Совета список вывесили, кому сколько налога.
У стены сельсовета, перед наклеенными листками, уже сгрудилась большая толпа. Из общего шума выделялся тонкий голос Колькиного отца:
— Чего ж это получается? Мне подай двадцать пудов на пять душ, а Макей со своей Марфой на две души — пятнадцать пудов. Он, к примеру, соберет полтысячи пудов, а мне едва сорок отойдет. Я, выходит, половину внеси, а Макей каплей отделается! Да провались он, живоглот треклятый!
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.