Та, что надо мной - [32]

Чувствуя себя совершенно измочаленным, я отослал Вула с запиской для родителей юноши, добрался до соседней постели и тоже заснул, не раздеваясь.

Проснулся я уже ранним утром следующего дня, солнце только всходило. Лисёнок дремал под одеялом и тихо поскуливал, свернувшись калачиком. Я решил, что, пожалуй, уже пора снова обратить его в человека. Через некоторое время можно будет разбудить Холи и напоить отваром, помогающим при лёгочных болезнях. Я пошёл в кухню, которая, как это у нас обычно принято, располагалась в другом конце дома, чтобы летом жильцам не мешала духота. Жена Вула уже затопила печь, и я хлопотал на кухне рядом с ней, целиком погрузившись в отмеривание и смешивание необходимых трав. Неожиданно какие-то едва слышимые звуки заставили меня насторожиться, и я поспешил в спальню, тревожась из-за того, что не мог разглядеть линий крови подростка.

Холи, вытянувшись, лежал на постели, и из его груди снова торчал нож. Только воткнувший его, в отличие от юноши, не промахнулся. Одеяло было откинуто, дверь распахнута настежь, калитка открыта. Я добежал до ограды, но убийцы уже и след простыл. Вул поливал деревья с другой стороны дома, и никого не заметил.

Сначала я мог лишь целиком отдаться охватившим меня печали и гневу, потом начал размышлять. Самоубийство подростка может иметь множество причин — несчастная любовь, уязвлённая гордость, долг чести, постыдная болезнь. Впрочем, последнее исключалось — в этом я кое-что понимал. Порой мне кажется, что юность сама по себе — опасная хворь, которая у иных заканчивается смертью. Я выжил, но вряд ли выздоровел вполне, и, по всей видимости, останусь таким, как есть, уже до гробовой доски. Но если кто-то так сильно желал его гибели, что добил раненого, то и к самоубийству Холи могли склонить — если не угрозами, то чем-то, более действенным. Я помнил взгляд, обращённый на меня юношей, когда я вытаскивал кинжал. Холи хотел жить, но что-то заставляло его думать о смерти.

Искать его здесь мог лишь кто-то, получивший мою записку или знающий о ней. Я уже давно никуда не выбирался, но понимал, что мне надо лично прийти к родителям с дурной вестью. Подойдя к зеркалу, я подумал, что сам не пустил бы на порог такого гостя. Покрасневшие глаза, обросшее щетиной лицо. Я потребовал у Вула приготовить свежую и пристойную одежду, но сначала, взяв на кухне ещё горячей воды, долго отмывался. Все мышцы ломило. Перед выходом я покрутился у зеркала, заставляя себя изобразить бодрый и здравый вид. По дороге мне пришлось зайти ещё к цирюльнику и слушать его бессмысленную болтовню.

* * *

Нет ничего кошмарнее, чем видеть лица, устремлённые на тебя с надеждой, и знать, что тебе сейчас придётся сказать. Орт и Лари уже были одеты для выхода, и, судя по всему, как раз собирались меня навестить. Мать бросилась ко мне со словами:

— Холи лучше? Ему правда лучше?

— Он уже поправлялся, но кто-то пробрался в дом и зарезал его. У мальчика была сильная воля, он готов был бороться, но его убили во сне, предательски, — добавил я, как будто это могло что-то изменить. — И я найду убийцу, пусть даже мне придётся просить вас открыть мне всё, о чём вы предпочли бы молчать. Клянусь своей второй природой и своими предками, что ни одно ваше слово не уйдёт из моих губ. Не говорите пока никому о том, что случилось.

Мы прошли в дом. Орт, отец Холи, поддерживал Лари под руку, почти волоча её на себе. Теперь я был почти уверен, что к убийству непричастен никто из них, хотя в Вилаголе мне пришлось повидать достаточно.

— Мы уснули вчера ещё засветло, не став дожидаться сына, — сказал Орт. Телохранители легли и встали вместе с нами. Слуги, получившие ваше послание, подумали, что оно от него, тем более что никто из них не умеет читать. Холи в последнее время часто ночевал у двоюродного брата или вообще неизвестно где. Лерт как раз пришёл с утра к нему, не застал, пошёл искать, потом вернулся, нашёл записку на столике и бросился нас будить.

Лерт был кузеном Холи, сыном брата Лари и племянником Роди по матери.

— Вы уверены, что никто из слуг не знает грамоты?

— Вряд ли за это можно поручиться, но откуда бы им её знать?

— Рядом есть лавочка, где торгуют тем, что нужно для переписчиков книг. Чернила, пергамент для важных документов, папир. Я дам вашему слуге денег, пусть он купит там краски и кисть.

Супруги недоумённо переглянулись, но моя просьба была выполнена. Я с тяжёлым сердцем продолжал расспросы:

— В последнее время сын с вами не ладил?

Орт тяжело нахмурился:

— Несколько раз Холи был непозволительно груб с матерью. Оскорблял её словами, которые вообще не должен произносить благородный.

— Госпожа моя, — обратился я к Лари, — юность так опрометчива. У него были какие-то, хотя бы пустяковые причины чувствовать себя обиженным?

Её лицо залила краска:

— Нет, нет, в том-то и дело. Это было так неожиданно и так жестоко с его стороны. Бедный Холи. Теперь бы я всё ему простила.

— На днях я собирался прилюдно сделать завещание и объявить наследника, — подхватил Орт. — По столице всё ещё гуляет поветрие, своей судьбы никто не знает. Конечно, наследовать должен был мой сын. Но мне так не хотелось спускать ему всё это с рук, что я уже подумывал о том, чтобы оставить бòльшую часть состояния Лерту.