Т. 2: Стихотворения 1985-1995. Воспоминания. Статьи. Письма - [5]

Но ветер возвращался в тишину,

Как бы сменяя гнев на милость.

* * *

В полуночное царство лунатиков

Мы из темного царства фанатиков

Улетим на Коньке-Горбунке

И ночным голубым привидениям,

Облакам с голубым оперением

Поясним, что летим налегке,

Что мы званы в Созвездие Лебедя,

Что с Землей разлучаемся нехотя,

Потому что иначе нельзя.

И растаем, по звездам скользя.

* * *

«Руководство для свежеумерших». Обложка

в семь цветов и недорого. Все же

я не купил. К чему опережать события? И может,

пожалуй, устареть. Ведь в наши дни

так быстро все меняется. К тому же

я, может быть, бессмертен. Так зачем

выбрасывать на ветер деньги?

* * *

– Кого здесь нет, прошу поднять руку!

Я не поднял. Меня не было, но

Было лень поднимать. Пусть вместо меня

Обе руки поднимет

Мой читатель, которого тоже,

К моему сожалению, нет.

* * *

По небу ходят андрогины –

Невеста то же, что жених.

Оттенок сизо-голубиный

Просвечивает в плоти их.

Две голубые половины —

Под стать сиамским близнецам.

Но двуединой сердцевины

Я не пойму, приятель, сам.

Библейские женомужчины

Гермафродиты? Да и нет.

Нам не понять такой картины:

Закат и вместе с тем рассвет.

Эдема странный обитатель

Раздвоен, да, но двуедин.

И только вы, мой друг читатель,

Наполовину андрогин.

* * *

Дал объявление, что обменяю

Свой возраст — восемьдесят — на семнадцать.

Вы думаете, кто-нибудь ответил?

(Был светлый вечер, легкокрылый ветер.)

Так не хотите, мальчики, меняться?

Вот молодые: злые эгоисты!

Ну, к черту! Я раздумал: отменяю.

Играйте туш, небесные горнисты!

Мы грешники: нам помирать опасно…

Иосифа Прекрасного напрасно

Мафусаил молил: «Ну поменяйся!»

Иосиф отвечал: «Иди ты, знаешь», —

И пояснял, куда (не усмехайся!).

А впрочем, я напрасно обижаюсь.

Ну, нет так нет. Насильно мил не будешь.

Какая тут обида? Только жалость.

Они не ангелы. Не боги. Люди ж.

(Сквозь темный дождь к могиле приближаюсь.)

* * *

Я сочинил премиленькую пьеску

О том, что кошка вышла за кита.

Не за кота. В ней было много блеску,

Но я забыл… Не помню ни черта.

Во что сыграем? В бридж или в железку?

Какая ночь по небу разлита!

Я в карты проиграл на днях невестку,

Точней — невесту. Девушка — мечта!

Что мне добавить к этому гротеску?

Что рыба-кит длиннее от хвоста?

Увы, убили душку Чаушеску,

Бай-бай навек, земная суета.

Я получил судебную повестку.

Как ночь прозрачна, улица пуста!

Кит проглотил Иону. Но в отместку

Пророк Иона — проглотил кита.

* * *

Кролики и крамбамбули каламбурят

по-каракалпакски,

Каролинги вместо Килиманджаро говорят

Кракатау,

Ихтиозавры и психиатры говорят кра-кра

или мяу.

А в Папуасии мамуас женился на таксе

Максе,

Морскую свинку Селинку в Египте

случили с Сфинксом,

И у них родилась пирамида между Марсом,

Марксом и Минском.

КАРТИНА В БОСТОНСКОМ МУЗЕЕ

Фламандская школа, пятнадцатый век

И будет разорван сейчас человек.

Его четвертуют четыре коня.

О мученик светлый, молись за меня!

Он будет разорван, святой Ипполит,

А сердце мое за него не болит.

За веру Христову его разорвут,

И поднят над крупом извилистый кнут.

И всадники в алых камзолах взлетят

Сейчас (а святые бесстрастно глядят)

Сквозь розы, репейник, сквозь чертополох

Туда, в облака, где невидимый Бог.

И дико ярятся четыре коня,

Но слишком их много, коней, для меня.

Ведь русский поэт, эмигрантский поэт,

Разорван лишь надвое. Кони, привет!

* * *

Задумывался, да, но не додумался

Ни до чего. Ну и прекрасно.

Божественного замысла и умысла

Нам не постичь. «Не плачь напрасно».

Напрасно мудрые ломали головы

Философы и богословы.

Боюсь, что понимали очень мало вы

В предначертаньях Иеговы.

А мы ходили по грибы, по ягоды

И белку легкую ловили,

И серебристых рыбок в светлой заводи

Или в зеленом, темном иле.

На свадьбе пьянствовали и горланили,

Как будто в Кане Галилейской,

И подплывали к неизвестной гавани

Под вечный шум воды летейской.

ПАМЯТИ ЮРИЯ ИВАСКА

В Печорах, где природа не нарядна,

Есть церковь малая Николы Ратна.

Кубическая, белая, простая,

Она поет, из праха вырастая.

Никола Ратный, храбрый Божий ратник

Нас осенял хоругвью в Светлый Праздник.

Святил священник куличи и пасхи.

Я там узнал о Юрии Иваске.

У белой звонницы Николы Ратна

Мы повстречались в тишине закатной.

Игрок «Играющего человека»,

Он стал мне другом. Другом на полвека.

Музеи, церкви, города и веси

Мы повидали, восхищаясь вместе.

На Мексику, на Рим, на древний камень

Он отзывался страстными стихами.

А в старости была ему услада:

Увидеть блеск державный Петрограда.

И он смотрел, взволнованный, влюбленный,

На Стрелку, на Ростральные колонны.

И легкую гармонию Растрелли

Он понял, как другие не умели.

Пускай сиянье питерского солнца

Сойдет в раю на русского эстонца.

Пускай в раю сияет незакатно

Ему любимый храм Николы Ратна.

* * *

Мы уйдем, не давая отчета

Никому, не спросясь никого.

Превратятся тоска и забота

В своеволие и торжество.

Станет музыкой тусклая скука,

Даже злоба прославит Творца!

От высокого, чистого звука

Ледяные смягчатся сердца.

И в пятнистой игре светотени

Под каштанами старых аллей

Эмигрантской толпой привидений

Доберемся до русских полей.

Две вороны да иней на крыше,

Воздух осени в роще горчит,

И на кладбище пение тише

Под сереющей тучей звучит.

* * *

Всё уладится, а не уладится —

Обойдется как-нибудь.

Белый голубь к нам летать повадится,