Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт - [39]
Ну а теперь, когда я, надеюсь, ясно изложил исторические корни и мифологические основы амфионии, я расскажу вам о ней.
Инструментом и материалом этого искусства является город, часть которого следует обойти, но так, чтобы возбудить в душе амфиона или дилетанта прекрасные или возвышенные чувства, подобно тому как это делают музыка, поэзия и прочие изящные искусства.
Чтобы сохранить сочиненные произведения и чтобы их можно было исполнить вновь, амфион записывает их на плане города в виде линии, в точности отражающей маршрут следования. Эти произведения, эти поэмы, эти амфионические симфонии именуются антиопеями в честь Антиопы, матери Амфиона.
Я творю амфионию в Париже.
Кстати, вот вам антиопия, которую я сочинил как раз сегодня утром. Назвал я ее Pro Patria[13]. Ее цель, как указывает название, вызвать воодушевление, пробудить чувство патриотизма.
Начинаем с площади Сент-Огюстен, где находятся казармы и памятник Жанны дʼАрк. Следуем по улицам Пепиньер, Сен-Лазар, Шатодён до улицы Лаффита, где любуемся домом Ротшильда. Затем возвращаемся на Большие Бульвары и идем к церкви Святой Магдалины. Высокие чувства вспыхивают при виде Палаты депутатов. Когда проходим мимо министерства морского флота, рождаются возвышенные мысли о защите отечества, а далее мы следуем по Елисейским Полям. Глубокое волнение охватывает, когда перед глазами возникает могучая глыба Триумфальной арки. При взгляде на купол Дома Инвалидов глаза увлажняются. И мы быстро возвращаемся по авеню Мариньи, дабы не растерять воодушевление, которое достигает предела перед Елисейским дворцом.
Не скрою от вас, что антиопея эта была бы куда лиричнее, куда величественней, если бы ее можно было завершить перед королевским дворцом. Но что поделать. Вещи и города надо принимать такими, какие они есть.
— Но тогда я творю амфионию каждый день, — рассмеялся я. — Это же всего лишь прогулка…
— Господин Журден! — воскликнул барон дʼОрмезан. — Вы говорите сущую правду: вы творите амфионию, сами того не ведая.
Тут как раз из отеля вышла большая группа иностранцев; барон устремился к ним и заговорил с ними на их языке, затем обратился ко мне:
— Как видите, я полиглот. Знаете что, идемте-ка с нами. Я исполню этим туристам небольшую антиопею, нечто наподобие амфионического сонета. Это творение приносит мне больше всего денег. Оно называется «Лютеция» и благодаря некоторым вольностям, не поэтическим, но амфионическим, позволяет за полчаса показать весь Париж.
Мы, то есть туристы, барон и я, взгромоздились на империал омнибуса, следующего от Св. Магдалины до площади Бастилии. Когда мы проезжали мимо Оперы, барон громогласно об этом оповестил. Затем, указав на отделение Учетного банка, объявил:
— Люксембургский дворец. Сенат.
Перед кафе «Наполитен» он торжественно возвестил:
— Французская академия.
Банк «Лионский кредит» он представил как Елисейский дворец и, продолжая в том же духе, на пути к площади Бастилии показал все наши главные музеи, Нотр-Дам, Пантеон, церковь Святой Магдалины, крупнейшие магазины, министерства и дома наших выдающихся людей, усопших и живых — одним словом, все, что надлежит увидеть иностранцу в Париже. Мы сошли с омнибуса. Туристы щедро расплатились с бароном дʼОрмезаном. Я был в восторге и сказал ему об этом. Он сдержанно поблагодарил меня, и на том мы расстались.
Некоторое время спустя я получил письмо, на котором в качестве обратного адреса значилась тюрьма во Френе. Подписано оно было бароном дʼОрмезаном.
«Дорогой друг, — писал мне творец нового искусства, — я сочинил антиопею под названием „Золотое руно“, В среду вечером я исполнил ее. Из Гренеля, где я живу, я поплыл на пассажирском пароходике. Как вы понимаете, то была научная отсылка к мифу об аргонавтах. Около полуночи на улице Мира я разбил витрины в нескольких ювелирных магазинах. Меня крайне грубо арестовали и посадили в тюрьму под тем предлогом, будто я присвоил различные золотые вещицы, которые символизировали собой золотое руно — цель моей антиопеи. Следователь и слушать не желает про амфионию, так что я буду осужден, если вы не вступитесь. Вы же знаете, я — великий художник. Засвидетельствуйте это и вызволите меня».
Так как я ничем не мог помочь барону дʼОрмезану, а кроме того, не люблю иметь дело с правосудием, я не ответил на письмо.
2. ЧУДО ФИЛЬМА
— У кого на совести нет хотя бы одного преступления? — произнес барон дʼОрмезан. — Что до меня, так я даже не веду им счета. Я совершил несколько преступлений, которые принесли мне изрядно денег. И если сейчас я не миллионер, то виной тому мои аппетиты, а отнюдь не угрызения совести.
В тысяча девятьсот первом году мы с друзьями основали Cinematografic International Compagny, сокращенно С.I.С. Мы собирались снимать фильмы, представляющие большой интерес, а затем демонстрировать их в главных городах Европы и Америки. У нас была тщательно разработанная программа. При пособничестве камердинера мы засняли, как просыпается и встает президент республики. Была у нас и лента, представляющая рождение герцога Албанского. За немалые деньги, подкупив нескольких служителей султана, мы навеки запечатлели потрясающую трагедию, как великий визирь Мелек-паша после душераздирающего прощания с женами и детьми выпивает на террасе своего дворца в Пере по указу повелителя чашечку отравленного кофе.
