Т. 1: Стихотворения - [52]

В этом доме живут долгожители,

Обыватели и отравители

(А напротив живут – небожители).

Вечерами весенними, летними

Тридцать ведьм развлекаются сплетнями,

Осуждают губами столетними.

И тринадцать вампиров морщинистых

(С париками на лысинах глинистых)

Разъезжают на бесах щетинистых.

И выносят они обвинительный

Приговор пришлецу из пленительной

Светозарной страны, небожительной:

«Да, казнить! Он соседей сторонится,

У него от безделья бессонница,

Он до нашей еды не дотронется,

Он питается ветром и грозами,

Говорит он не с нами, а с розами,

Облаками, туманами, звездами».

Стал преступник скромнее, смиреннее.

Поздно! В тихое утро весеннее

Приговор – приведен – в исполнение.

* * *

Новорожденные младенцы

Усердно машут кулачками.

Участвовать хотят пришельцы

В житейской драке – или драме?

Наверно, их предупредили,

Что в жизни драться им придется.

В краю усилий и насилий

Дерутся пухлые уродцы.

Вот если бы не кулачками,

А крылышками вы махали!

В краю, где правит хмурый Каин

С его угрюмыми грехами,

Вы жить не стали бы. Скорее

Повисли бы у колыбелей

(Нет, не летая, нет, не рея)

И холодели бы, твердели –

И улыбались, недвижимы,

Как равнодушные скульптуры,

Как мраморные херувимы,

Как золоченые амуры.

* * *

Лежит потемневшее сено

В пустом вечереющем поле.

Лежит непроросшее семя,

Своей не сыгравшее роли.

Так холодно, блекло и немо!

Так осень белеса и вяла,

И небо — как бледная немочь

Над этой природой усталой.

Три птицы, как жалкая мелочь,

Разбросаны в тусклой печали.

Безлюдно. Листва отшумела,

Как будто и ветки устали.

Ты скажешь: наскучивший символ,

Давно надоевшая притча.

(Лишь мерин, облезлый и сивый,

Заржал, свою молодость клича.)

И ночь от усталости, что ли,

Подходит неспешно, несмело.

И всё это, в общем, без боли,

И всё — мое частное дело.

* * *

Нет, не капризничай, не привередничай,

Скажи Создателю спасибо.

Не будь, душа, упрямой поперечницей,

Взгляни смиреннее на небо.

Печально, что тебе совсем не нравится

Тобой одушевленный грешник,

Что не сужден тебе, молодка-девица,

Прекрасный праведник-нездешник,

Что не живем с тобой в закатах розовых,

В жемчужно-яшмовых палатах,

Что сохнем под житейскими угрозами,

В печально-будничных заботах.

А все же — сад с левкоями, тюльпанами,

И зреет нежная малина,

И вечерами тихими, туманными

Мы долго слушаем Шопена.

А в полдень пчелы на кустах акции

(Жаль, кончился сезон камелий),

Котенок спит на книге о Венеции,

Куда вернемся мы в апреле.

* * *

Куда-то плыть осенними туманами

И задремать и вдруг проснуться:

Оранжевыми инопланетянами

Полно летающее блюдце.

Они покачивают длинными антеннами,

И всё здесь кажется им странным:

Им непривычно плыть туманами осенними

Навстречу варварам-землянам.

И, поборов естественную ксенофобию,

Они кричат: «Людишки, здрасте!

Вы созданы, хи-хи, по образу-подобию

Всевышнего? Вы это бросьте!»

И уверяют голосами очень тонкими:

«Самообман смешон, опасен!»

И машут угрожающими перепонками,

И улетают восвояси.

Мы не Аттилы, не Калигулы, не Дракулы;

Но и на Бога непохожи?..

Да, но пускай нам это скажут ангелы,

Сияя в небе светлом, Боже.

* * *

Мы положим на чашу весов

Тонкий запах осенних лесов,

Серо-сизые краски реки

И в полях негустые дымки,

Журавлиный стрельчатый полет

И закат над туманом болот.

Мы положим с тобой на весы

Тишину в голубые часы,

Вечереющие облака,

Желтоватый огонь маяка,

Синеву, окружившую мост,

И мерцание маленьких звезд.

Мы положим с тобой на весы

Лунный отблеск речной полосы,

Понемногу сходящей на нет;

И уже проступавший рассвет,

Легкий ветер в осоке сырой,

След лазури над белой горой,

Засиявшую каплю росы —

Всё положим с тобой на весы.

Лепесток в озаренном пруду,

И от лодки в пруду борозду,

И зыбучую тень от листка

Над полуденным жаром песка,

И — «ау!» молодых голосов —

Всё положим на чашу весов.

* * *

Плачешь Психея-Аленушка?

Это еще не Харонушка,

Это не Стиксик, не Летушка,

Не Флегетончик. Не Смертушка:

В лодке рыбачит на озере

Дачник, хоть время и позднее.

Позднее… Верно. Со временем…

Яблочко-времячко котится,

Котится, да не воротится, —

Пели в России в гражданскую.

Вот потому я и пьянствую:

С нашим земным воплощением

Нам расставаться не хочется.

Смотрим, почти в восхищении,

Мы на туманы осенние,

Ветки корявые дерева,

Лошадь у низкого берега.

Здесь и природа, я чувствую,

Чем-то похожа на русскую.

Ждет нас, душонка-Аленушка,

Долгий беспамятный сонушко.

Лучше подольше попробуем

Здесь оставаться — подобием

Божиим, хоть приблизительным,

Прежде чем стать небожителем.

PALAIS DE JUSTICE

Дворец Правосудия

В Брюсселе есть.

Его Многопудие

Значит: Месть!

Он символ насилия,

Армагеддон!

В нем злая Ассирия,

Злой Вавилон.

Судья и важный, и грозный:

«Ваша честь!»

А там в Брюсселе бронзовый

Мальчик есть.

Стоит мальчишка голенький,

Виден весь.

Что было бы, вздумай маленький

Пить и есть?

Придя на базар,

Он украл бы полрыбы,

И его привели бы

В грозный зал.

В торжественном зале

Жутко ему.

Злые судьи послали

В злую тюрьму.

Но он убежал —

Он очень мал.

Никто не заметил,

И дождь хлестал.

Бежал сквозь мглу —

Неважно ведь, где:

Стал на углу

По малой нужде.

На узенькой уличке

Мальчик стал.

Пускает струечки.

Вот нахал!

Скалы вековечней

Палэ де Жюстис.

Но человечней —

Мэннекен-пис!

* * *

Конечно, бывало и хуже,

И ближнему хуже бывает.

Полоска на небе все уже,

И жизнь, господа, «догорает».