Т. 1: Стихотворения - [53]

А впрочем, какое вам дело

До жизни какого-то Икса?

И чувствует, ежась, тело

Водицу тусклого Стикса.

— Чепуха! По-латыни: реникса!

Смотри-ка: рыбка плывет.

Водицу тусклого Стикса

Душа переходит вброд.

Не вешай носа на квинту!

Сорока нос украдет.

Уронит, летя к Коринфу,

Но рыбка нос подберет.

А мы, верхом на химерах —

Во дворец, туда, в облака!

Завращаемся в высших сферах,

Точно два веселых волчка!

* * *

Забавное, милый, лекарство –

Наркотики? Странный вопрос.

Какое прекрасное царство

Так называемых грез!

В тех грезах ослепительны розы,

Амброзию подают

Рабы — и гремит maestoso

Грозы, как царский салют.

Волшебная фармакопея!

Мы летали, а час назад,

Гуляя по Кассиопее,

Мы бросились в водопад,

А потом в звездопад. Две кометы,

Точно девы, ласкались к нам,

Пели песни яркого цвета,

Мы влетали в сапфирный храм.

Но внезапно всё исчезало,

Уплывал Изумрудный Град.

Одеяние из берилла

Превратилось в серый халат.

* * *

Спор сумасшедших с полоумными,

Спор одержимых с бесноватыми;

Не надо вмешиваться, милый.

Займемся летними полуднями,

Займемся зимними закатами,

Луной на улице застылой.

Пусть шизофреник параноику

Изложит новую теорийку

О политическом прогрессе —

Пройдем по солнечному дворику,

Пройдем к цветущему шиповнику,

К цветистой бабочке ванессе.

Пускай вороны с мериносами

К шакалам пристают с вопросами

Об историческом процессе —

Гляди на нежные соцветия,

На отдаленные созвездия,

На знаки смерти и бессмертия,

На облачное поднебесье.

* * *

Презревший заботы и почести,

Здесь Будда молчит в одиночестве,

Чужой, отрешенный, блаженный.

Мне Будда у белого лотоса

Милее кровавого Хроноса,

Хозяина смертной вселенной.

Предайся, душа, созерцанию

Миров, озаренных нирваною,

И время бессмертием станет.

Вне времени статуя древняя.

(А бабочка спит, однодневная,

Желтея на темном тюльпане.)

Я помню, мы в Мексике видели,

Как ястреб, сидевший на идоле,

Уснул, тяжелел, каменея, —

И медленно стал изваянием,

Скульптурой, гранитным молчанием

(Цикады звенели сильнее)…

А впрочем, не стоит — заранее?

* * *

Закусили в земной забегаловке,

А теперь – в неземной ресторан!

Постарели с тобой в Гореваловке,

Полетим в голубой Раестан!

Знаю, было немало хорошего:

Детский голос из ягодных мест,

Предвесеннее льдистое крошево

И осенний над озером блеск.

И весна. Соловьиное щелканье.

Только жизнь — не одна благодать:

И болели, и были оболганы,

Довелось голодать-холодать.

Помечтаем, что в райской империи

Пышный пир для заблудших овец

И, прощая нам наше неверие,

Пригласил нас Небесный Отец.

Пред очами Его милосердными

Там навек — ни сумы, ни тюрьмы.

И мы станем блаженно-бессмертными,

И с блаженными встретимся мы.

Верно, ангелы вовсе не грозные.

Что же все застилает туман?..

— Ни нектара тебе, ни амброзии,

И небесный закрыт ресторан.

* * *

Ты сощурила глаза нестрогие,

Медицинский бросила журнал.

Психологию физиологией

В нем ученый объяснял.

Мотылек поднялся над акацией,

Был твой рот, как роза без шипов.

Может быть, химической реакцией

Вызывается любовь.

Если б не было какой-то химии

(У дороги мята, резеда),

Я б не мог назвать тебя по имени,

Я б не встретил никогда.

Золотилось поле предвечернее,

Падал свет в зелено-темный лес.

А сиянье глаз твоих, наверное,

Лишь химический процесс?

Ты следила за большим закатом (а –

Деятельность аминокислот?),

И таинственным катализатором

Был твой нежный, влажный рот.

Роза без шипов так мягко тронула

Губы потеплевшие мои.

Ни к чему химическая формула

Человеческой любви.

* * *

Платье бархата черного,

В белом кружеве шея.

От багряно-пурпурного

Шелка — пальцы белее.

А лицо утомленное,

Ни тепла, ни румянца.

Это Мэри казненная,

Королева шотландцев.

Протестантские рыцари

Не хотели папистки.

Мэри с римскими принцами

Рассылала записки:

— Не по праву Элизабет

На английском престоле! —

Мэри, кто тебя вызволит

Из английской неволи?

За интриги и преданность

Католической вере,

За упрямство и ветреность

Обезглавили Мэри.

Помню Мэри портретную —

Эту царственность позы.

Вижу маску посмертную —

И багровые розы.

* * *

Когда бы праотец Адам

На дереве Добра и Зла

(Познания, черт побери!)

Повесился – и свет зари

Скользил по листьям и цветам,

И даль была светла, светла…

То не возник бы род людской

С его борьбой, с его тоской…

А впрочем, мало дела мне

До человечества. Во сне

Я видел, что с тобой вдвоем

Нездешним садом мы идем,

Что я Адам, что я в раю

Стихи на иврите пою,

И ты, не зла и не добра,

Жена из моего ребра.

От музыки моей мечты

Там распускаются цветы,

И над павлином тонкий луч

Пахуч, алмазен и певуч.

Не зная о Добре и Зле,

Мы в райском нежились тепле,

И кольчатого князя тьмы

Ко всем чертям послали мы!

* * *

В ночном Нью-Йорке снег. Уснул, затих Нью-Йорк.

Под мокрым снегом он промок, продрог.

В нем воздух за день, кажется, прогорк.

Дневная суета, бескрылый торг!

Но торг не кончен. Бродят у витрин

Мальчишки — и подходит господин,

И юноша, прекрасный, как павлин,

Вдруг выступает из ночных глубин.

Два фонаря рассеивают мрак,

А там, в аллее, черный кадиллак.

В нем проститутку задушил маньяк.

Он режет ей над сердцем странный знак.

Смутна луна, туманен ореол.

Вот наркоман: он делает укол.

Он в белом парке негра подколол:

Ведь мертвый черный — меньшее из зол.

О небоскребы, темный вертоград!

Никто не выбросился? Нет, навряд:

Кому охота прыгать в снегопад?