Т. 1: Стихотворения - [37]

Смотря на праздник солнечный глициний,

На пальцы рук богининых прелестных.

И в яркой мгле пруда пылают рыбы,

Как листья купины неопалимой.

А там, в аллеях, розовые дымы,

Как отсвет горнего Ерусалима.

Да, милый друг, почти осанна в вышних!

Почти простить, благословить готов

В сиянье солнечных, могуче-пышных

Июльских олеандровых садов.

* * *

Каждый листик надеется стать соловьем,

И минуты хотят опадать лепестками.

Персик, розовый персик — летать снегирем,

Валуны — вдалеке проплывать облаками.

Хочет елка быть Ладою древних князей,

Ярославной в Путивле за мужа молиться,

И хотелось бы маленькой детской слезе

Стать жемчужиной дивной на шее царицы.

Хочет вечер безлунный стать «Песней без слов»,

И цикады мечтают: они — Геспериды.

О, волшебник Искусство! Лишь несколько слов

И Плеядами станут земные акриды.

И колючки на розе — лучами. О да!

Посмотри: только несколько жестов артиста,

И морская звезда — Голубая звезда,

И медуза, как чайная роза, душиста.

* * *

Сердце сожмется – испуганный ежик –

В жарких ладонях невидимых Божьих.

Ниточка жизни – лесной паутинкой,

Летней росинкой, слезинкой, потинкой.

Листья в прожилках, как темные руки.

Время грибное, начало разлуки.

Лично известный и лесу, и Богу,

Листик летит воробьем на дорогу.

Вот и припал, как порой говорится,

К лону родному, к родимой землице.

Крыша, гнездо. И стоит, будто аист,

Время твое, улететь собираясь.

Скоро в ладонях невидимых Божьих

Сердце сожмется — испуганный ежик.

* * *

На окраине города, ночью, в Европе…

Одиссей из России, — вернись к Пенелопе!

Огоньками большой неукрашенной елки

В темной комнате — кажутся звезды. И смолкли

Порыванья дождя над волненьем канала —

Точно русская роща шуметь перестала.

Тянет сыростью, вечностью, ночью, забвеньем

С неподвижных полей. Друг мой, чем мы заменим

На короткое время те русские церкви

(Точно тонкие свечи под ветром померкли),

Потемневший Детинец над темной рекою,

Углич в синем снегу, отошедший к покою,

Крестный ход, огоньки у Бориса и Глеба,

Темный запах овчины, и дыма, и хлеба?

* * *

Как люблю я, вечные боги,

прекрасный мир!

Михаил Кузмин

О да, по той простой причине,

Что солнце заливало дом,

Что даже галка на рябине

Сидела солнечным пятном,

Что понемногу вечерело,

Что тени делались длинней,

Но отблеск был на даче белой

С тобою проведенных дней.

О да, по той простой причине,

Что ветер был совсем ночной,

Что стало поздно, тихо, сине,

Что было прошлое со мной,

Что сердце накопило жалость,

Пока звенели провода,

Пока в заливе отражалась

Тебе светившая звезда.

* * *

L'oiseau boit sur ta bouche et tu ne peux le voir

PaulValery

Птица пьет с твоих губ, и ты не видишь ее.

Поль Валери

Уже летают предсмертные птицы,

И машет страусовым пером

Огромная черная колесница,

Но мы играем и живем.

О, так беспечно и небрежно,

Так легкомысленно и светло,

О, так прекрасно, прелестно и нежно

Твое последнее тепло!

Наверно, отплытие отложат —

Нам неохота отплывать, —

И черный парус вернется, быть может,

Без нас в сереющую гладь.

И мы, живые, хоть ненадолго

Останемся среди живых –

На светлом лугу, где белая тёлка

Кусает клок зеленой травы.

* * *

Я тебя «рисовал на песке».

Ну и сдунуло ветром. Что делать.

На холодном сухом ветерке

Две слезинки, соленая мелочь.

«Здравствуй, утро!» (Лишь сердце твое

Темный камушек, сгусточек ночи.)

Жить, работать. Житье – забытье.

«Память сердца», давай покороче.

Ну, «счастливо». Ну что ж, я пойду.

Сам с собой пошучу: успокоит.

Вот и астра тоскует в саду:

Влюблена в голубой астероид.

Астероид, прощай. Птичий писк –

Это значит, по-птичьему: сжальтесь!

След улитки слегка серебрист:

Млечный Путь на холодном асфальте.

* * *

Кто душа твоя? Изольда? Дульцинея?

– Незнакомка, невидимка, неслышимка.

Скоро утро, станет проще, холоднее:

Улыбнемся, поцелуемся, простимся.

Губы, губы, темно-розовые шелкопряды,

Выпрядите нескудеющие нити.

Не жалейте незаслуженной награды —

О, прижмитесь, поцелуйте, говорите.

Мягкий рот — как теплый, сладкий красный

перец.

Милый рот певучий, алый, не накрашен:

Сладкопевец, запоздалый псалмопевец,

Пой о нежности, о сладости, о нашем.

Ничего и не узнали друг о друге,

И в глазах, неясных, искорка и дымка.

Где душа твоя? В аду? В котором круге?

– Незнакомка, невидимка, неслышимка.

* * *

Эгейский ветер, шорох слабый

Как будто издавна знаком.

Как в море маленькие крабы,

Часы бегут бочком, бочком.

В корзине шевелится рак,

Тенистый дворик – вроде сада,

И под навесом полумрак

Курчавых кружев винограда.

Уже созрелый виноград

Ласкают пальцы Навзикаи,

И пьет вино Алкивиад,

Из дали светлой возникая.

А после — комната и мгла,

Ременный пояс, теплый мускул,

Тот запах пота и тепла

(Отчасти уксус, больше мускус).

Как Телемах, как Ипполит,

Как тонкий профиль Александра.

И счастье легкое лежит –

Соломинка и саламандра.

* * *

Пушок на щеке – почти абрикосик.

Ты зорька, радуга, херувим.

На песке у моря, светлая осень,

И мы не скажем твоим родным.

И разве возможно не соблазниться

Прелестью этой, смуглым теплом,

Когда загорелая ключица

Мне кажется ангельским крылом?

И разве правда, что нужно расстаться?

Не расставаться нас научи!

И волоски слегка золотятся,

Как будто крохотные лучи.

На апельсины похожи колени,

Только цвет их милый нежней, нежней.

И кажется осень такой весенней

От света этих нескольких дней.