Сюжет с вариантами - [5]

про Ивана, про Степана,

про Петра и Митрофана –

это было бы нужнее

и, по-моему, смешнее.

Косой и Селифан Басня (Сергей Михалков)

Жил в некоем лесу один зайчишка,   

  Совсем еще мальчишка,

          Шалунишка

       По кличке Гришка.

     Однажды как-то днем,

    Часов примерно в пять,

Зайчишка Гришка вышел погулять.

А тут, как на беду, из леса выбегает

Охотник Митрофан (по кличке Селифан)

    И прямо в серого стреляет,

Хотя, по счастью, он в него не попадает,

   Поскольку был разбойник Митрофан

         Смертельно пьян.

«Вот повезло, – дрожа, подумал Гришка, –

       А то бы бац – и крышка!..»

  В сей миг из-за ближайшего моста,

       Где зелень так густа,

           Из-за куста

(А попросту сказать – со своего поста)

  Под тихий шум дерев и гомон птичий

 Выходит – кто б вы думали?-лесничий,

   Известный всей округе великан

          По имени Степан.

 Лесничий тот из малых был толковых.

  Наш Митрофан белее стал, чем мел.

И так как права на отстрел он не имел,

  Степан его хотел на пять целковых

           Оштрафовать…

          Но не оштрафовал,

   А чуть ли даже не расцеловал,

     Любезно папиросой угостил

       И с богом отпустил…

Суть в том, что был Степан совсем не тот,

             который…

   К тому же сей негодник Митрофан

 Не первый уже год заведовал конторой

   Строительной артели «Целлофан»,

    За что его и звали Селифан.

        Мораль сей басни –

      Не кивай на Селифана,

Коль сам ты слаб по части целлофана!

Элегия на смерть Джона О'Грэя, достопочтенного зайца, эсквайра (Самуил Маршак)

Меж речкой Твид и речкой Спей

Где вереск и все прочее,

Жил бедный заяц Джон О'Грэй,

Отец семьи и прочее.

Хоть был лишен

Наш бедный Джон

Чинов, наград и прочее,

Зато был шерсти не лишен,

Хвоста, ушей и прочее.

Однажды, три-четыре-пять,

Позавтракав и прочее,

Он в рощу вышел погулять

И, так сказать, все прочее.

Он был не в бархат разодет,

Как тот бездельник Билли –

Берет с пером и старый плед

Его одеждой были.

При всем при том,

При всем при том

С бездумною отвагой

Махал он весело хвостом,

Как пикой или шпагой.

Но у развилки трех дорог,

Где ельник и все прочее,

Его охотник подстерег

И застрелил и прочее.

Он взял себе берет и плед,

А пух и прах О'Грэя

Трактирщику за шесть монет

Он продал не жалея.

А тот из Джоновых костей

Сварил бульон и прочее

И этим потчевал гостей

Под крепкий эль и прочее.

Но все, кто ели тот обед,

И все, кто Джона ели,

Не о трактирщике, нет-нет,

Не об охотнике, о нет –

О Джоне песню пели.

Вот так под старых кружек звон,

И шутки, и все прочее

Был воскрешен наш добрый Джон,

Отец семьи и прочее.

И с той поры уж сколько лет,

Как бы воскресший из котлет,

Из супа и все прочее,

Он на земле живет опять

И раз-два-три-четыре-пять

Выходит в рощу погулять

И, так сказать, все прочее.

Маленький Гулливер (Михаил Львов)

Чтоб зайцем стать – не надо им родиться

как стать рагу – не надо быть рагу.

Не собираюсь в зайца превратиться,

но бить по зайцу – тоже не могу!

Напрасно зайцефобы-зайцегубы

ехидно морщат маленькие губы!

Напрасно зайцеловы-зайцестрелы

в меня пускают маленькие стрелы!

И вовсе зря иные зайцефилы

в меня втыкают маленькие вилы,

свои мне предлагают постулаты,

как надевают маленькие латы,

и маленькую должность, и в придачу

мне предлагают маленькую дачу.

Мне ведом путь, который им неведом:

не зайцеедом быть, а зайцеведом!

И пусть погибну я от зайцелюбья –

но, зайцелюб,

              останусь зайцу люб я!

Испытание на преодоление (Михаил Луконин)

Уезжаю на Волгу единственную, 

   на единственной «Волге»

               уезжаю к себе на дачу –

замирая от жалости,

     на трудной волне

              веду передачу.

Губами отвыкнувшими

    сложно вздыхаю:

             – За что вдруг убили?

За что вдруг сгубили зайца,

    почему не ласкали его,

                почему не любили? –

Помню заплески гордой радости,

         в конце декабря

                  ушедшего года,

       когда погулять он вышел,

а вы его подняли над землею,

     подняли и не опустили,

                    и он не выжил.

Лестью заманили,

    мягкой смертельной опасностью –

                незавидная участь.

Он тончал и мельчал,

все обдуется, думал, прояснеет,

          но рывок ослабел,

              потерял прыгучесть.

Так это зовется? Так пишется?

         Это и есть?

                  Как же это такое?

Странно все-таки,

          его убили,

            а мне из него – жаркое?

А мне эти клочья кошмара,

     пересвет непоседливой живости,

              громоздится на блюде?

Не маните, не надо,

    глазами в глаза не дразните,

                    слышите, люди?

Все равно я не стану есть его –

            не ждите такое увидеть!

Ну, разве что самую малость,

     отведаю,

             чтобы вас не обидеть.

Худого слова вам не скажу,

    огорчать вас отказом не стану.

Ну, ладно, поставьте –

                 я сам достану.

Полезные советы (Станислав Куняев)

Лицо должно быть со щеками,

с клыками быть обязан рот,

чтобы летела шерсть клоками,

когда охотник зайца жрет.

Охотник должен быть поджарым,

иметь ружьишко за плечом.

А заяц должен быть поджарен

и хорошенько запечен.

Ведой не будет роковою –

пришить к жилетке рукава.

Должна быть шея с головою

и не пустою – голова.

Солист не должен петь дуэтом.

Кларнет не должен быть трубой.