Сюжет Бабеля - [21]
И все послушно закивали… Но тут тянет руку энтузиаст и смело задает неделикатные вопросы:
«Первый — зачем числить автора по тому или иному национальному ведомству? Второй — что такое русско-еврейская литература, вершиной которой признан теперь Бабель? Третий — что такое еврейский писатель?»>{99}
И, не полагаясь на отзывчивость оппонента, сам себе отвечает: причислять писателя к той или иной национальной литературе, конечно, можно. Но тогда и нация должна иметься соответствующая — еврейская или русская!
Потому определение «русско-еврейская», хоть и прижилось в головах, но смысла не имеет.
А тогда извольте отвечать на главный вопрос: еврейский ли писатель Бабель?
«Перейдем от общих рассуждений к конкретным примерам. Ярче всего еврейская тема у Бабеля звучит в „Конармии“. Именно в ней (а не в экзотических „Одесских рассказах“) Бабель показывает широкую панораму еврейской жизни в ключевых для восточноевропейского еврейства регионах, на Волыни и в Галиции. Итак, как же выглядят местечковые, то есть „народные“, „исконные“, евреи в прозе Бабеля? <…>
Для еврейской темы и для структуры всей „Конармии“ как книги в целом очень важен самый маленький и, на первый взгляд, самый „еврейский“ рассказ в ней — „Кладбище в Козине“. Это поэтическое описание еврейского кладбища играет очень важную роль: оно призвано дать читателю эпическую перспективу, поставить казацкое нашествие Гражданской войны в один ряд с казацкими войнами XVII века.
Отправляясь в первый раз в путешествие по Юго-Западному краю, о старых еврейских кладбищах я судил, в первую очередь, по „Кладбищу в Козине“ <…>.
Если исходить из того, что художественная проза (тем более, такая как у Бабеля: рассказы, стилизованные под очерки, основанные на дневниковых записях), <…> имеет какое-то отношение к реальности, то „Кладбище в Козине“, как я быстро понял, ни к какой реальности никакого отношения не имело. Вообще не имело! Совсем никакого!
Рассказ состоит из двух частей: описания надгробий и текста эпитафии. Нет на белом свете таких надгробий и таких эпитафий тоже нет! <…>
Изображения раввинов на надгробиях? Раввин краковский и пражский, покоящийся в заштатном местечке? (Кстати, сама эта формула, сконструированная по модели „митрополит Петербургский и Ладожский“, достаточно нелепа.) Уста Еговы? Этот текст не может быть ориентирован на еврейского читателя, как не может быть ориентировано на русского читателя описание православного кладбища, украшенного шестиконечными звездами и полумесяцами. <…>
Всякий писатель имеет право на вымысел, но то, к чему прибегает Бабель в „Конармии“, трудно назвать вымыслом, фантазией, мистификацией, даже „ложь“ выглядит здесь слишком громоздким словом. Уклонение от реальности носит настолько, на первый взгляд, художественно немотивированный характер, что его хочется назвать детским словом „вранье“»>{100}.
Что тут возразить? Скажем, по поводу полумесяца и шестиконечной звезды в православном обиходе? Разве что напомнить о полумесяце на православном кресте (в Византии для него существовало специальное слово: цата) и о масонах, метивших щитом Давида все, чего касались их руки, — от зданий до надгробий…
Поэтому от мнений о рассказе обратимся к самому рассказу. До того, как попасть в книгу «Конармия» (1926), он был напечатан дважды — в «Известиях Одесского губисполкома» (1923. № 967. 23.02. С. 6) и в московском журнале «Прожектор» (1923. № 21. С. 14). Текст приводится по первой публикации с указанием всех последующих разночтений>{101}.
Кладбище в еврейском местечке>{102} — Ассирия и таинственное тление Востока на поросших бурьяном волынских полях.
Обточенные серые камни с трехсотлетними письменами. Грубое тиснение горельефов>{103}, высеченных на обломках>{104} гранита>{105}. Изображение рыбы и овцы над мертвой человеческой головой. Изображения раввинов в меховых шапках, подпоясанных>{106} ремнем на узких чреслах. И под безглазыми лицами ->{107} волнистая каменная линия завитых бород.
>{108}В стороне,>{109} под дубом, разможженным>{110} молнией,>{111} стоит склеп рабби Азриила, убитого казаками Богдана Хмельницкого. Четыре поколения лежат в этой усыпальнице, нищей, как жилище водоноса. И>{112} зазеленевшие скрижали поют о них витиевато, как молитва>{113} бедуина:
>{114}…>{115}Азриил, сын Анании, уста Еговы.
Илия, сын Азриила ->{116} мозг, вступивший в единоборство с забвением.
Вольф, сын Илии ->{117} принц, похищенный у Торы на девятнадцатой весне.
Иуда, сын Вольфа, раввин краковский и пражский.
О,>{118} смерть, о,>{119} корыстолюбец, о>{120} жадный вор, отчего ты не пожалел нас хотя-бы>{121} однажды…>{122}>{123}
16.7.20.>{124}
А критик приводит еще и цитату из бабелевского дневника:
«Кладбище, разрушенный домик рабби Азраила, три поколения, памятник под выросшим над ним деревом, эти старые камни, все одинаковой формы, одного содержания <…>
Новое и старое кладбище — местечку 400 лет»>{125}.
Так что прав критик: не было на козинском кладбище надгробий с человеческими изображениями. И Бабель сочиняет нечто неподобное!
Зачем?
Если думать, что цель литературы описать словами видимое глазами, ответа нет. Но можно ведь думать, что у литературы задачи иные. Например, описывать словами то, что глазу недоступно…
