Сюрприз под занавес - [28]

Наверняка Наталье кажется, что выглядит она прекрасно. И само собой, тоже имеет право на толику мужского внимания. И если бы не бессовестная Элечка…

Стараясь не смотреть на развратную девицу, Наталья ткнула тощим пальцем в стену напротив и нервно воскликнула:

—Что это за картина?

От неожиданности Вера Антоновна почти уронила на стол поднос с высокими хрустальными стаканами, она принесла гостям апельсиновый сок.

Элечка недовольно надулась: оба ее недавних кавалера послушно повернули головы к осеннему пейзажу. Мгновенно забыв о лунном камне. И великолепном ложе для него.

Софья Ильинична отложила в сторону Динкин акварельный рисунок, но сказать ничего не успела.

Динка запрыгала на одной ноге и весело закричала:

—Софи, можно я объясню? Ты же мне рассказывала, я запомнила, честно-честно!

Тамара невольно засмеялась: племянница сияла так, будто лично писала пейзаж на стене. Или стояла за спиной художника и давала советы.

—Конечно, детка,— мягко сказала Софья Ильинична.— Все, что хочешь.

Динка выбежала в центр комнаты, вытянула руки по швам и важно произнесла:

—Это Левитан. А звали его Исааком. Он жил давным-давно и дружил с дедушкой Софи. И еще он дружил с Чеховым, который написал Каштанку. Мне мама ее читала.

Динка обернулась к Софье Ильиничне, та улыбнулась и одобрительно кивнула. Динка обрадованно затараторила:

—Это этюд. Левитан часто писал этюды в Сав… в Саввинской слободе, так. Он их писал и некоторые дарил друзьям.

Петя с Электроном переглянулись. Бледные щеки Натальи залил горячий румянец. Вера Антоновна опустилась на стул и залпом выпила стакан ледяного сока.

Тамара с любопытством уставилась на картину и с некоторым удовлетворением подумала: «Кажется, у меня есть вкус. Мне этот пейзаж сразу же понравился».

Элечка капризно протянула:

—А кто такой этот… как его… Левитан?

Наталья демонстративно фыркнула. Вера Антоновна схватила следующий стакан и жадно припала к нему, ее явно мучила жажда. Динка удивленно воскликнула:

—Художник, кто же еще! Софи сказала — очень известный. И несчастный.

—Почему — несчастный? — с интересом спросил Электрон.

Он отошел от полотна и теперь с веселым любопытством смотрел на Динку.

—Ну…— девочка пожала плечами,— он много болел. И умер поэтому. Из-за сердца. Он… из бедной семьи. Когда учился в Москве, ему даже ночевать негде было. И нечего есть. Иногда.

Динка немного подумала.

—И еще он — еврей. Он им родился. Он не виноват. Но его даже выгоняли из Москвы. За это. Он уже был художником, а его выгнали. Глупо, правда?

—Правда, — согласился Электрон.

—Софи сказала,— оживленно добавила Динка, — что я — русская. А она — еврейка. Почему именно так — одному Богу известно, но не ей. Еще есть эти… украинцы! И немцы. И много-много всяких разных других.

Петя захлопал в ладоши и заявил:

—Прекрасная лекция, умница!

—А еще что ты знаешь? — улыбнулась Наталья.

—Про этого… как его… Ле… Левитана! — пискнула Элечка.

Динке внимание взрослых польстило. Она одернула пышную юбочку нарядного розового платья в кружевах и оборках — любимого! — и подбежала к стене. Ткнула пальцем во вторую картину и гордо сказала:

—Это тоже рисовал Левитан. По имени Исаак. Очень красивое у него имя, я еще такое не слышала. Называется — «Старая усадьба». В ней жил Чехов…

—Знаем-знаем! Который написал «Каштанку», — перебила ее Элечка.

—Правильно, — обрадовалась Динка. — Называется — Ме-ли-хо-во.

Тамара улыбнулась Динкиной внезапной эрудиции, а Петя Ягудин снова зааплодировал.

Динка весело добавила:

—Левитан там часто гостил и часто рисовал. А потом дарил друзьям. Например, дедушке Софи. И самому Чехову. И другим. У него много друзей. Им было все равно, что он еврей.

Личико Динки внезапно стало радостно возбужденным. Она подбежала к Софье Ильиничне, дернула ее за палец и сказала:

—Я стану знаменитой художницей и тоже подарю тебе этюд! Как Левитан.

—Который Исаак, — вяло пробормотала Тамара, во все глаза рассматривая второе полотно.

—Нет, пять этюдов, — не обращая внимания на Тамарину реплику, выкрикнула Динка. — А лучше шесть. И ты их тоже повесишь на стену!

—Почему именно шесть? — со смехом поинтересовался Ягудин.

—Просто так! — воскликнула Динка.

—Просто так ничего не бывает,— мрачно проворчала Элечка.

И она, и Наталья, и Вера Антоновна продолжали ожидающе смотреть на Динку. Девочка похлопала ресницами и застенчиво пояснила:

—Левитан подарил пять картин дедушке Софи, а я подарю шесть ей. И обязательно нарисую море. Когда приеду к бабушке в Крым.

—Спасибо, милая, — абсолютно серьезно произнесла Софья Ильинична. — Я буду ждать.

Динка обернулась к Ягудину и сказала:

—Мне очень понравилось море Исаака. Оно… дышит! И шумит, вот так — ш-ш-ш, ш-ш-ш…

—Да, неплохо, — буркнул Электрон. — Я видел как-то его крымские пейзажи. В Третьяковке года два назад была выставка.

Но Динке уже стало скучно со взрослыми. Она схватила свою акварель и убежала, пообещав Софи стараться как следует. И прямо сейчас нарисовать что-нибудь интересное. Пусть она еще не художник, а только учится.

Даже Элечке не удалось ее задержать.

* * *

Нет, решено, спать Тамара сегодня ляжет пораньше. Хотя бы для того, чтобы быстрее наступило утро. Вдруг Лелька действительно поменяла билет и завтра приедет?