Сюннёве Сульбаккен - [15]

Ингрид удивленно посмотрела на Сюннёве, которая, низко склонившись над своим вязанием, считала петли. Вдруг она уронила вязание на колени, посмотрела куда-то далеко-далеко и сказала:

— Если бы ты знала, как я счастлива сегодня! Уже давно я не была так счастлива!

— Но почему? — спросила Ингрид.

— Почему… Потому что он не танцует сегодня в Нордхауге!

Несколько секунд она сидела, устремив взгляд в пространство, потом вдруг снова стала серьезной опустила голову и стала быстро вязать.

Ингрид думала о чем-то своем.

— Я думаю, многим девушкам в Нордхауге очень хотелось бы, чтобы он сейчас пришел, — сказала она

Сюннёве открыла рот, словно желая что-то возразить, но промолчала и снова взялась за вязание.

— Торбьорну очень бы хотелось пойти туда я уверена, что хотелось бы, — сказала Ингрид и тут же поняла, что этого говорить не следовало; она взглянула на Сюннёве, но та сидела пунцово-красная и, казалось, целиком ушла в работу. Ингрид припомнила все, что она сейчас наболтала, всплеснула руками и бросилась перед Сюннёве на колени. Она старалась заглянуть ей в глаза, но та все вязала и вязала… Тогда Ингрид рассмеялась и сказала ведь сколько дней уже прошло, а ты все еще скрываешь что-то от меня.

— О чем ты говоришь? — спросила Сюннёве, бросая на нее неуверенный взгляд.

— Ты сердишься вовсе не на то, что Торбьорн любит потанцевать, — сказала Ингрид. Сюннёве не отвечала. Лицо Ингрид расплылось в улыбке, она обняла подругу и шепнула ей на ухо:

— Ты сердишься на то, что он танцует с другими, а не с тобой!

— Что ты там болтаешь! — воскликнула Сюннёве, освобождаясь от объятий Ингрид. Она встала; Ингрид тоже встала и пошла за ней.

А все-таки ужасно жалко, что ты не умеешь танцевать! — сказала Ингрид и засмеялась. — Ужасно жалко! Знаешь что? Давай я научу тебя сейчас. — Она обняла Сюннёве за талию.

— Ну что ты от меня хочешь? — спросила Сюннёве.

— Хочу научить тебя танцевать, чтобы тебе не приходилось грустить, когда он танцует с другими!

Тут Сюннёве не выдержала и рассмеялась.

— Да ведь нас могут увидеть, — сказала она.

— Лучше ты ничего не придумала? — спросила Ингрид и тут же начала напевать какой-то веселый мотив, увлекая за собой Сюннёве в такт песенке.

— Нет, нет. я не хочу, это нехорошо, — сопротивлялась Сюннёве.

— Ты сама только сейчас сказала, что давно не была так счастлива, как сегодня, так пойдем же учиться!

— Но ведь это нехорошо, нехорошо!

— А ты попробуй и увидишь, как хорошо!

— Ах какая ты упрямая, Ингрид!

— Так сказала кошка воробью, который никак не хотел сидеть на месте, чтобы кошке было легче его сцапать. Идем танцевать!

— Да я бы с удовольствием, но…

— Я сейчас буду Торбьорном, а ты его молодой женой которая хочет, чтобы он танцевал только с ней одной.

— Но…

Ингрид уже напевала.

— Но…

Сюннёве еще пыталась что-то сказать, но тщетно, — она сама уже приплясывала. Впереди шла Ингрид, делая большие шаги и по-мужски размахивая руками, за ней плыла Сюннёве мелкими шажкам и с опущенными глазами. А Ингрид пела:

Лиса забилась под кусток

На лужайке,

А серый зайка — прыг да скок

По лужайке!

Смотри, как даль сквозит кругом,

Как, светит солнце вешним днем

На лужайке!

Лиса, смеясь, добычи ждет

На лужайке!

А зайка знай бежит вперед

По лужайке.

Рассказ не блещет новизной. —

Вот так и ты играешь мной

На лужайке!

Лисица ждет, а зайка — прыг

По лужайке,

И в лапы к ней попался вмиг

На лужайке.

Вот так! Теперь он будет знать,

Как веселиться и скакать

По лужайке!

— Ну как, хорошо или не хорошо? — спросила Ингрид, когда они остановились, тяжело переводя дух. Сюннёве засмеялась в ответ и сказала, что ей хотелось бы поучиться танцевать вальс. Вокруг не было ни души и они, забыв обо всем на свете, принялись за дело. Ингрид показала подруге, как нужно ставить ногу, «потому что вальс — штука трудная».

— О, все в порядке, лишь бы попадать в такт! — сказала Сюннёве, и Ингрид решила, что можно попробовать. Они начали вальсировать, Ингрид пела, а Сюннёве ей подпевала, сначала тихо, а потом все громче и громче. Вдруг Ингрид остановилась и удивленно развела руками.

— Да ты, оказывается, умеешь танцевать вальс! — воскликнула она.

— Ну, не будем говорить об этом, — сказала Сюннёве и снова подхватила Ингрид.

— Но где же ты научилась?..

— Тра-ля-ля, тра-ля-ля! — запела Сюннёве и стала кружить подругу все быстрее и быстрее. А Ингрид пела:

Видишь, солнце пляшет на горе за бором, —

Попляши и ты, — солнце сядет скоро!

Речка к океану волны вскачь пустила, —

Что ж, и ты попрыгай, впереди могила!

Клонится береза, стонет, ветру вторя, —

Так и ты согнешься от забот и горя!

Видишь…

— Какая странная песня, — сказала Сюннёве и остановилась.

— Я и сама не знаю, что это за песня. Ее пел Торбьорн.

— Эту песню сложил Славе-Бент, — сказала Сюннёве. — Я знаю ее.

— Правда? — спросила Ингрид немного испуганно. Она_была озадачена и некоторое время молчала. Вдруг она посмотрела вниз на дорогу и заметила, что по ней движется повозка.

— Сюннёве, посмотри, из Гранлиена кто-то едет!

Сюннёве тоже посмотрела в ту сторону.

— Это он? — спросила она.

— Ну конечно он. Он едет в город.

Действительно, это был Торбьорн, и он ехал в город. До города было далеко, и тяжело нагруженная телега медленно двигалась по пыльной дороге. Сульбаккенский выгон был виден с дороги как на ладони, и когда Торбьорна окликнули, он сразу догадался кто его зовет. Он влез на телегу и громко крикнул в ответ, так что эхо отдалось в горах. На выгоне затрубили в рожок, Торбьорн сел и стал слушать, а когда рожок умолк, он снова встал и крикнул: