Сыскные подвиги Тома Сойера. Том Сойер за границей - [38]

– Нет, не знаю.

Я сам понимал, что нет смысла в рассказе, который обрывается таким образом, ни до чего не добравшись, но я не хотел говорить этого, так как видел, что Том и без того огорчен своей неудачей и тем, что Джим заметил слабое место рассказа; а добивать лежачего, по-моему, некрасиво. Но Том вдруг оборачивается ко мне и говорит:

– Что ты думаешь об этой сказке?

Тут, конечно, пришлось мне объясниться начистоту и сказать, что я тоже думаю, как и Джим, что сказку, которая останавливается на самой середине и никуда не приходит, пожалуй, и рассказывать не стоило.

Том понурил голову и вместо того, чтобы взбеситься, как я ожидал, за то, что я разнес его сказку, пригорюнился и говорит:

– Иные умеют видеть, другие не умеют, – правду сказал тот человек. Что верблюд! Если бы ураган прошел мимо, вы, тупицы, не заметили бы его следов.

Я не знаю, что он хотел этим сказать, а он не объяснил; я думаю, это просто был один из его вывертов, – он их пускал в ход иногда, если видел, что его прижали к стене, – но я пропустил его мимо ушей. Мы довольно-таки остро высмеяли слабое место рассказа – и он ничего не мог поделать против этого маленького факта. Это огорчало его, как и всякого бы огорчило, хотя он старался не показывать вида.

Глава VIII

Караван, оказавшийся мертвым. – Осмотр погибших. – Ящичек, захваченный нами на память. – Мираж и жажда.

Мы позавтракали рано утром и стали смотреть вниз, на пустыню; погода была прекрасная и прохладная, хотя мы летели невысоко над землей. После захода солнца в пустыне приходится спускаться все ниже и ниже, потому что очень быстро становится холодно, и к рассвету вы оказываетесь близко от земли.

Мы следили за тенью шара, скользившей по песку, а время от времени осматривали пустыню, не заметим ли чего, а там опять следили за тенью, как вдруг увидели почти прямо под нами множество людей и верблюдов, лежавших на земле совершенно спокойно, будто спавших.

Мы застопорили машину, подались немного назад и остановились как раз над ними, и тут увидели, что все они мертвы. Мороз пробежал у нас по коже. Мы затихли и стали говорить шепотом, как на похоронах. Мы тихонько спустились вниз, остановились, а затем я и Том слезли на землю и очутились среди трупов. Тут были мужчины, женщины и дети. Они высохли на солнце, кожа их потемнела и сморщилась, как у мумий, которых рисуют в книжках. Но все-таки они выглядели, поверите ли, совсем как живые люди, точно заснули. Иные лежали навзничь, раскинув руки, иные на боку, иные ничком, совсем натурально, только зубы были оскалены больше, чем обыкновенно. Двое или трое сидели, в том числе одна женщина; голова ее поникла, а ребенок лежал у нее на коленях. Один человек сидел, обхватив руками колени и уставившись мертвыми глазами на молодую девушку, которая лежала перед ним. Он казался в таком отчаянии, что жалко было смотреть. Тишина кругом была такая, что и представить себе трудно. Прямые черные волосы этого человека свешивались по щекам, и когда ветерок шевелил их, я вздрагивал, так как мне казалось, что он трясет головой.

Некоторые из людей и животных были полузасыпаны песком, но большинство нет, так как слой песка здесь был тонкий, а под ним твердый щебень. Одежда их почти истлела, так что тела лежали полуобнаженные, и когда мы дотрагивались до какого-нибудь лоскута, он расползался от прикосновения, как паутина. Том сказал, что, по его мнению, они лежат здесь уже много лет.

Возле некоторых мужчин валялись заржавленные ружья, у других были сабли и длинные пистолеты в серебряной оправе, заткнутые за шали, служившие поясами. Все верблюды были навьючены, но вьюки порвались и истлели и груз рассыпался. Мы решили, что сабли вряд ли могут понадобиться мертвым, и взяли по одной, также несколько пистолетов. Кроме того, мы захватили маленький ящичек, потому что он был с очень красивой и нарядной отделкой; затем хотели было похоронить мертвых, но не могли придумать способа, как это сделать; засыпать песком было бесполезно, потому что ветер наверно сдул бы его опять. Мы попробовали было похоронить ту бедную девушку, прикрыв ее сначала шалями из тюка, но когда начали засыпать ее песком, волосы на голове мужчины снова зашевелились и мы испугались и остановились; похоже было, будто он пытается нам сказать, чтобы мы не зарывали ее, что он хочет ее видеть. Я думаю, что он любил ее и чувствовал бы себя слишком одиноким.

Тогда мы взобрались в лодку и полетели дальше, и скоро черное пятно на песке исчезло из виду и мы навеки расстались с этими несчастными. Мы дивились и рассуждали, и старались сообразить, как они попали сюда и что случилось с ними, но не могли догадаться. Сначала мы решили, что они, вероятно, сбились с пути и блуждали, пока у них не вышли съестные припасы и вода, а затем умерли от голода и жажды; но Том сказал, что ни дикие звери, ни коршуны не тронули их, а потому эта догадка не годится. Так что наконец мы бросили со ображать и решили не думать больше об этом, потому что это нагоняло на нас тоску.

Затем мы открыли ящичек, и в нем оказалась целая куча драгоценностей и несколько маленьких покрывал, таких же, какие были на мертвых женщинах, с бахромой из каких-то странных золотых монет, неизвестных нам. Мы сомневались, не следует ли нам вернуться, разыскать мертвых и положить ящичек обратно; но Том обдумал это и сказал, что нет, не следует: в этой стране множество воров, и они придут в то место и украдут, а на нас будет грех, что мы ввели их в искушение. Потому мы полетели дальше, но я жалел, что мы не забрали всех вещей, какие там были: тогда бы уж вовсе не осталось искушения.