Сыскные подвиги Тома Сойера. Том Сойер за границей - [23]

Том Сойер за границей

Глава I

Том Сойер жаждет новых подвигов. – Его соперничество с Парсонсом. – Приключение Парсонса. – Проект крестового похода.

Вы думаете, Том Сойер угомонился после всех этих приключений? Я разумею приключения на реке, когда мы освобождали негра Джима и Тома подстрелили в ногу. Как бы не так! Они только пуще раззадорили его. Вот и все, что из них вышло. Изволите видеть, когда мы трое вернулись по реке из дальнего странствия, можно сказать, со славой, и деревня встретила нас с факелами и речами, и все кричали ура, и галдели, а иные и напились, то стали мы, значит, героями, а Тому Сойеру того и надо было всегда.

Сначала-то он был доволен. Все дивились ему, и он, задравши нос, расхаживал по поселку, точно его владелец. Иные называли его Том Сойер Путешественник, и тут-то он надувался, как индейский петух. Он, видите ли, заносился передо мной и Джимом, потому что мы плыли вниз по реке на плоту и только обратно на пароходе, а он ехал на пароходе в оба конца. Ребята и мне с Джимом порядком завидовали, а перед Томом прямо-таки носом в грязь шлепались.

Ну, не знаю; может, он и угомонился бы, если бы не старый Нат Парсонс, что у нас почтмейстером, такой долговязий и тощий, добродушный и простоватый, и лысый от старости, и самая боязливая скотина, какую я когда-нибудь знал. Целых тридцать лет он был единственный человек в поселке, который имел репутацию, – то есть… я хочу сказать, репутацию путешественника, – и, понятно, смерть гордился ею, и было известно, что за тридцать лет он рассказал о своем путешествии миллион раз с лишним, всякий раз с радостью; и вот является мальчишка, которому еще пятнадцати лет не исполнилось, и заставляет всех ахать и охать над его путешествиями; разумеется, бедному старикашке это было острый нож. Он просто из себя выходил, слушая, как Том рассказывает, а публика то и дело: «Вы подумайте!», «Да неужто?», «Боже милостивый!» и прочее тому подобное; а отстать не мог, все равно как муха, попавшая задней лапкой в патоку. И только, бывало, Том кончит рассказ, старикашка давай выкладывать свои старые похождения и расписывать их как можно занятнее; только уж полиняли они здорово, и выходило неважно, – жалость одна. А там снова Том примется рассказывать, а там опять старикашка, и пойдут, и пойдут, час или больше стараются, кто кого загоняет.

А путешествие Парсонса, видите ли, вот как произошло. Когда его назначили почтмейстером и был он еще совсем новичок в том деле, приходит однажды письмо к какому-то лицу, которое ему было неизвестно, да и в поселке такого не оказалось. Ну, вот и не знает он, что тут делать и как тут быть, а письмо лежит себе да полеживает, неделю за неделей, так что под конец он уж и видеть его не мог без дрожи. Письмо же было неоплаченное, и это тоже его изводило. Взыскать десять центов было не с кого, а он думал, что правительство спросит с него, и чего доброго, даже выгонит его со службы за то, что не сумел взыскать. Ну, под конец стало ему невмочь. Сна лишился, от еды отбило, похудел, как тень, однако ни у кого не спрашивал совета – боялся, что тот человек, у которого он спросит, возьмет да и донесет правительству о письме. Он спрятал письмо под полом, но и это не помогало: случится, бывало, кому-нибудь стать на то место, его уже в пот бросает, подозрения мутят, и вот он дождется ночи, когда в деревне стихнет и стемнеет, прокрадется в контору, выроет письмо и запрячет где-нибудь в другом месте. Понятно, что люди стали чураться его, и головами покачивать и перешептываться, так как решили по его виду и поступкам, что он кого-нибудь зарезал или сделал неведомо что; и будь он чужестранцем, его бы, наверное, линчевали.

Ну, как я уже сказал, дошло до того, что стало ему невмоготу, и решил он ехать в Вашингтон, явиться к президенту Соединенных Штатов и рассказать ему все как есть, без утайки, а затем вынуть письмо, положить его перед всем правительством и сказать: «Вот оно перед вами, делайте со мною, что хотите; хотя, видит бог, я невинный человек и не заслужил всей кары закона, и оставлю после себя семью, которой придется умереть от голода, а она тут совсем непричастна. Это истинная правда, в чем готов присягу принять».

Сказано – сделано. Проплыл он самую малость на пароходе, проехал немного в дилижансе, а всю остальную часть пути проделал верхом, и в три недели добрался до Вашингтона. Видел пропасть земель, пропасть деревень и четыре города. В отсутствии пробыл почти восемь недель, а когда вернулся, то стал спесивее всех в деревне. Путешествие сделало его самым великим человеком в округе, ни о ком столько не толковали; люди приезжали за тридцать миль, даже из-за Иллинойских болот, чтобы только поглазеть на него: стоят перед ним и дивятся, а он-то разливается. Не было еще видано ничего подобного.

Ну, а теперь не было никакой возможности решить, кто же самый великий путешественник: одни говорили Нат, другие – Том. Все соглашались, что Нат больше проехал по долготе, но признавали, что Том перещеголял его по части широты и климатов. Значит, здесь ни за кем перевеса не было; и вот они расписывали свои опасные приключения, чтоб