Сыщик с плохим характером - [12]

— А сегодня перед школой?

— И сегодня нет. А что?

Глаза у него были честные-пречестные. Я даже слегка засомневался.

— Да так, ничего. Кто-то звонил, а у нас, понимаешь, телефон барахлит.

— Это не я, Шира.

Как бы между прочим я поинтересовался:

— А магнитофон у тебя есть?

Я знал, что есть. Мне было интересно, что Трухнов ответит. Он ответил:

— Ну да. А тебе что, нужно?

— Нет, я так спросил.

— А, — сказал он.

Вообще-то Колян был странным парнем.

Он не собирал ни фотографии футболистов, им фантики от жвачек, ни импортные бутылки из-под пива, как делают все нормальные люди. Трухнов коллекционировал прикольные газетные заголовки. Он аккуратно вырезал их ножницами и наклеивал в специальный альбомчик.

Газет, кстати, у него было навалом. Колян торговал ими в свободное время у метро. Непонятно только, как, зашибая на газетах приличные бабки, он умудрился задолжать Мартышке!

Парта моя была предпоследней в третьем ряду и стояла у окна.

Место это считалось в классе самым клевым. Первого сентября я даже поцапался из-за него с Севкой Григорьевым, нашим главным качком. Севка так задвинул мне тогда кулаком под дых, что я целых пять минут не мог вспомнить, как меня зовут! В тот раз он как бы победил и занял заветное место. Но в жизни главное не сила, а характер. Уже на следующей химии я появился в кабинете раньше Григорьева и спокойно уселся у окна. Он, естественно, стал выступать. Мы опять потолкались. Григорьев как бы опять победил. Так повторялось на каждой химии. Сломался Севка на пятый раз. Он походил-походил вокруг, но заводиться не стал. Плюнул и отвалил на малопрестижную первую парту. А я посадил рядом верного оруженосца Федьку Маслова, и мы с ним зажили у окна как короли.

Окно выходило в узкий школьный двор. За ним теснились коробки частных гаражей, вокруг которых обычно происходили разные интересные события: то всем колхозом толкали неисправную машину, то жгли вонючий костер из автомобильных покрышек, то выпивали.

За гаражом стоял квартал старых домов. Еще с лета дома начали готовить к выселению. И даже стали строить вокруг высокий деревянный забор.

Увидел я его не сразу.

Сначала мои глаза, не зацепившись, скользнули по крыше, где у кирпичной трубы прилепилась крохотная черная фигурка. Потом я присмотрелся: точно — дядя Миша! Что алкаш там делал, было непонятно. Руками он производил какие-то странные поступательные движения, как рыбак, вытаскивающий невод из морской пучины. И тут до меня дошло: веревка. Дядя Миша травил невидимую отсюда веревку, вероятно свисавшую с крыши вниз. Я ахнул. Алкаш грабил квартиру! Вскочив на ноги, я выдал:

— Роза Викторовна! Живот! Можно выйти?

Химичка знала меня как облупленного и привычно нахмурилась:

— До звонка десять минут, Ширяев. Потерпишь!

Но, решительно отодвинув Федьку, я уже пробирался на выход.

Наверное, что-то такое было в моем лице, потому что Роза Викторовна перестала возникать и лишь проводила меня пристальным взглядом.

Дом, на крыше которого шуровал бандит, был жилым наполовину. Квартиры верхних этажей уже зияли мертвыми, без занавесок, окнами. Но на нижних этажах виднелись кое-где цветы за стеклами, между рамами стояли уютные бутылки кефира, а в одном окне красовалась новенькая, только из магазина, кукла Барби.

Я рванул в крайний подъезд. Перемахивая через щербатые, давно немытые ступени, я ликовал: сейчас я застукаю вора на месте преступления. Припертый к стене, дядя Миша наверняка расколется. Он поймет что лучше по-хорошему вернуть звезду, или загреметь в тюрьму. А главное, наш великий сыщик Степа, который в самый ответственный момент неизвестно куда пропал, останется с носом. Иногда, мстительно думал я, кражи раскрываются и без участия нахальных говорящих воронов!

Этажи закончились, и я очутился перед обитой железом дверью, на которой еще читалась облупившаяся надпись: «Чердак № 3». Дверь была прикрыта, но, как и следовало ожидать, замка не наблюдалось. «Сковырнули!» — мелькнуло у меня. И как бы в подтверждение догадки я увидел на полу ржавый мамок со сломанной дужкой.

Было важно, чтобы дверь открылась бесшумно. Я подумал, что, если открывать постепенно, эта сволочь обязательно заскрипит. Пришлось рискнуть — распахнуть ее коротким сильным рывком. Дверь отвратительно хрюкнула и отворилась. В нос шибанул запах мышиного помета и застарелой пыли.

Я прислушался. На чердаке было тихо. Оглянувшись зачем-то на лестничную площадку, я скользнул вовнутрь.

Здесь оказалось темно, как в гробу. Но чердаке некоторое время мои глаза стали различить крохотные лучики света, то тут, то там пробивающиеся из щелей прохудившейся кровли. В дальнем конце помещения света было побольше, и я понял, что там открыт замок, ведущий на крышу.

Постояв пару минут, я осторожно двинул в сторону люка. На полу валялись обрезки досок, битое стекло, пушистая от вековой пыли кровля. Нужно было следить, куда ставишь ноги.

Сделав в темноте несколько шагов, я было не въехал лбом в гигантскую балку, пересекавшую чердак. Переживая свою встречу с балкой, я приостановился.

Над головой раздался внятный хруст железной кровли. По крыше ходили. Я усмехнулся: дядя Миша делал свое черное дело, не подозревая, что час расплаты близок. И тут же уловил приглушенный смех, голоса. Алкаш был не один. Мне это не особенно понравилось. Но, поразмыслив, я пришел к выводу что слежку нужно продолжать.