Сыщик Путилин - [46]

— Так. А вы-то откуда это знаете, господин?

Путилин сделал паузу, пристально поглядел на дворника и таинственным голосом тихо прошептал:

— А ты разве не знаешь, что то место, где совершается убийство, злодеяние, где лежит труп убитого, всегда хранит особые следы? Кровь убиенного взывает об отмщении. Знаешь это?

Лицо дворника побледнело, какая-то судорога пробежала по лицу.

— Откуда ж я могу это знать… — пробормотал он в сильном волнении. — А вот вы-с насчет крови говорите, так крови-то не было, потому как хозяйку мою задушили, а не зарезали.

— Твоя правда… — пробормотал Путилин. — Ишь как мебель-то попортилась от огня!

И, проговорив это, он внимательно стал ее рассматривать.

— А ты молодец, что пыль-то с мебели стираешь. Радеешь о хозяйском добре. Стирай, стирай, мебель хорошая, красного дерева.

— Какая-с пыль? Никакой пыли я не стираю… — быстро ответил дворник.

— Да неужто? А как же на всем этакая толща пыли понасела, а на стульях, на шкафу, на рамах картин ее не имеется?..

Дворник пробормотал что-то невнятное.

— Ты бы уж заодно и от мышей ее берег, от крыс. Может, я куплю у наследников мебель-то эту.

— От каких таких мышей? — уже злобно выкрикнул дворник. — Ни мышей, ни крыс не водится здесь.

— Да ну? — удивился Путилин. — Кто ж это в таком случае рамы подгрызает, ножки, спинки диванов и стульев?

И, не ожидая ответа, вдруг огорошил дворника вопросом:

— А правду ли говорят, что после убитой мало денег нашли? А она ведь страшная богачка была…

Путилин близко-близко подошел к дворнику и, опять понизив голос до таинственного шепота, бросил:

— А что, если она, убитая, скаредная старуха, хранила их где-нибудь в потайном месте? А? Может, запрятала их куда-нибудь?

Дворник отшатнулся от странного посетителя.

— Вы… вы, извините, господин, что это вы все меня убийством шпыняете? — проговорил он дрожащим голосом. — Чудное, право, дело: пришли насчет найма дома, а сами все о другом речь ведете.

Послышался смех Путилина.

— А тебе что, трудно поболтать со мною? Я тебе на чаек дам. Очень уж я любопытен. На, держи пару целковых.

Дворник не взял денег, сумрачно отстранив руку чудного посетителя.

— Благодарствуйте… не надо… А только сделайте милость, не задерживайте меня. Если что о цене или насчет окончательной сделки, так к хозяевам пожалуйте. Живут они на Васильевском острове.

Еще несколько минут — и Путилин покинул дом убитой Охлопковой.

Кольцо с аметистом

Я находился в кабинете моего гениального друга, когда тот вернулся после осмотра охлопковского дома. Лицо его, по обыкновению, было непроницаемо.

— Помощника попросите ко мне! — отдал он приказ дежурному агенту.

Тот не замедлил явиться.

— Садитесь, голубчик, и выслушайте мои инструкции.

— Вы уезжаете куда-нибудь, Иван Дмитриевич?

— Да. Я должен торопиться, ибо в моих руках участь невинно осужденного.

Я сразу догадался, что речь идет об Александровском, убийце старухи ростовщицы.

— Ты возьмешь меня с собой, Иван Дмитриевич? — живо спросил я.

— Нет, доктор, ты стал бы для меня лишней обузой. Может быть, при финале дела ты и будешь присутствовать. Ну-с, голубчик, слушайте…

И Путилин начал со своим помощником таинственную беседу.

— Понимаете?..

— Так, хорошо…

— Надо следить так тонко, чтобы ни малейшее подозрение не запало в его душу. Имейте в виду, он начеку.

— Будьте покойны, Иван Дмитриевич!

— Дело поручите Х. Он молодчина.

И через час начальник сыскной полиции уже выходил из своей знаменитой костюмерной совершенно преображенным: перед нами стоял мелкий купец, торговец из породы деревенских кулаков-мироедов.

— Ну, господа, до свидания! Вы скоро увидите меня «иль на щите, иль со щитом».

— А как скоро, Иван Дмитриевич?

— Дня через четыре, может быть, через пять.

— Ого! — воскликнул я. — Ничего себе скоро!

Кипит, бурлит довольно богатое село Хрущево. Справляет оно свой храмовый праздник, совпадающий с ежегодной ярмаркой. Справляет так, как подобает русскому обычаю — пьяно, с гульбой до драк, до состояния полного зверства. В кабаке Евстигнея Бесчастного, рыжего целовальника, дым стоит коромыслом.

— Еще штоф! Эй, миляга, тащи живей!

— Мигом!

Гремят песни — то жалостливые, пьяные, то бесшабашно-разудалые весьма неприличного содержания. Около одного стола, покрытого мокрой красной скатертью, особенно суетился подручный целовальника. Гости уж больно важные потчуются: полицейский, лавочник, известный кулак-мироед, откупщик и еще один новый торговец, приезжий. Широко угощает новый первых людей села Хрущева.

— Пожалуйста-с… Очень рад свести знакомство со столь почтенными лицами. Угощайтесь!..

— А вы-с по какому случаю пожаловали сюда? — любопытствовал местный кулак-мироед.

— А так-с, знаете, поразнюхать хотел, нельзя ли дельце какое завести здесь…

— А какое примерно? — тревожно спросил кулак, опасаясь встретить в новом человеке конкурента.

— Не решил еще… А вы не опасайтесь, вам помехой не стану. Разными дорожками пойдем. Ах, я и запамятовал, есть здесь у вас Варвара Ермолаева?

— Есть, есть. А что?

— Да я ей поклон от мужа из Питера привез. Он в дворниках служит у одной богатой старухи купчихи, которую недавно убили.

И новый человек принялся рассказывать об убийстве Охлопковой.