Сын Сарбая - [36]

Уговоры не помогали, Желтопегий без всякого интереса слушал своего молодого наездника. Тропа теперь шла вниз, по сторонам ее лежали травянистые склоны. Бежать бы рысью по такой тропе. Нет, Желтопегий твердо решил держаться размеренного шага. Груз давил его и подгонял, но, видно, вол был не из тех, кто легко изменяет принятое решение. Чтобы, не дай бог, не нарушить важности своей походки и не перебирать ногами, подобно молодому бычку, он выдвигал сразу обе передние ноги, а задние чуть-чуть пригибал. Так он съезжал по скользкой хвое на самых крутых местах лесной тропы. А потом, на ровном месте, снова настраивался на спокойный и четкий шаг. Дардаке продолжал свои увещевания. Он все еще верил, что доброе слово действует лучше принуждения, и решил подбодрить Желтопегого, взывая к его самолюбию:

— Ты, я слышал, настоящий скакун, подобный сказочному коню Тулпáру… Я готов назвать тебя летающим верблюдом Жельмаяном или быстроногой коровой Шудункут, только поскорее передвигай свои толстые ноги!

Дардаке сделал последнюю попытку подействовать на Желтопегого добром — наклонился и погладил заскорузлую шею вола. В ответ на ласку Желтопегий вытянул голову и замычал. Быть может, он хотел сказать, что все понял и готов перейти с шага на бег? Всадник подождал немного. Нет, Желтопегий его обманул, а может, и посмеялся над ним. Быстрее он не пошел.

— Ах, так! По-хорошему ты не хочешь? Наверно, считаешь меня мальчишкой. Забыл, что в руках у меня палка. Ну, сейчас ты поймешь, с кем имеешь дело! Чшу, чшу! — закричал мальчишка басом и стукнул вола по заду.

Минуту или две Желтопегий почти бежал. Но тут они оказались в узком ущелье с крутыми скалистыми стенами, по которым стекала вода. Почуяв прохладу, вол сразу же остановился и стал принюхиваться. Дардаке ткнул его острым концом палки.

— Эх ты, бессовестный! — воскликнул он с досадой. — Посмотри, ручеек бежит, неразумная вода торопится напоить землю долины, дать жизнь травам и посевам, а ты, животное с головой, наполненной мозгом, с широко открытыми глазами, неужели не можешь сообразить, что несешь драгоценную ношу людям! Смотри, ручей дразнит тебя, вызывает помериться силами. Скорей, скорей!

Парнишка соскочил на землю и, размахивая палкой, зашагал рядом с волом. Потом забежал вперед и заглянул ему в глаза, будто ожидая, что тот как-нибудь объяснит свое поведение…

Неужели Дардаке верил в способность вола понимать человеческую речь? Пожалуй, нет. Но ведь и взрослые мужчины, возчики, пахари, погоняя рабочую скотину, то ругают ее, то уговаривают. Это Дардаке слышал много раз и в поле и на дороге. Все знают, что животные бессловесны. И все же они что-то понимают — легко отличают брань от ласки, боятся окрика злого человека, а на добро часто отвечают добром. Умелые доярки с каждой коровой говорят по-особому: одну ругают, другую похваливают, а третьей поют песни. Это сущая правда. Есть коровы, которые, заслышав музыку или пение, дают больше молока. Дардаке давно имел дело с Желтопегим и думал, что знает его повадки. В стаде он с его помощью легко разнимал дерущихся бычков и коров. Стоило позвать его: «Желтопегий, Желтопегий!» — и он послушно подходил. И двигался не так уж медленно. А теперь вдруг решил показать свой характер.

Времени прошло пока еще не очень много. И все-таки сердце Дардаке билось неспокойно. Он обманет людей, подведет отца. Ему уже представилось, как отец стоит понурив голову, а председатель, усатый Закир, ему выговаривает:

«Эх, Сарбай, Сарбай, что же ты наделал! Вместо того чтобы выполнить поручение самому, посылаешь несмышленого мальчишку! Так ты, пожалуй, завтра свалишь свою работу на грудного младенца или отправишь вола по горам одного. Да ведь один он, пожалуй, скорее донес бы айран. В пути, наверно, не твой сын погонял вола, а вол твоего сына…»

Дардаке с тревогой огляделся — ему показалось, что голова председателя уже высунулась из-за куста. И тут парнишка обозлился: схватил повод и пошел впереди, натягивая продетое сквозь ноздрю вола деревянное кольцо.

Желтопегий слегка ожил, и Дардаке даже пришлось ускорить шаг. Он ступал, сердито ссутулившись, перебросив повод через плечо, не глядя ни вперед, ни назад, вдавливая пятки в землю. Казалось, он через силу тащит огромного, как холм, вола. Тонкий, витой из конского волоса повод впивался ему в руку, резал плечо. Тогда парнишка опоясался им и, перегнувшись пополам, тянул и тянул. Но вол опять остановился.

— Ну подожди же, шайтаново отродье! — заорал Дардаке и повернулся спиной вперед.

С минуту он тянул вола на себя, как тянут собаку, вцепившуюся зубами в тряпку. Вол смотрел на него кроткими глазами, с черной его губы стекала слюна. Всем своим видом он как бы говорил:

«Если б я мог двигаться, мне бы ничего не стоило сорвать тебя с места и потащить в другую сторону. Неужели ты забыл, что мы, волы, иногда превращаемся в камень? Я, может быть, и хотел бы пойти за тобой, но под шкуру мне залез какой-то упрямец и не позволяет шелохнуться даже под угрозой смерти».

— Не-ет, шалишь, я тебя заставлю! — закричал Дардаке и, топнув ногой, стал тянуть повод изо всех сил.