Сын лейтенанта Шмидта - [22]

— Жена энтомолог, — сообщил Паскин. — Да, да, у вас все будет в порядке, — он положил трубку.

— Пишу кандидатскую, — с гордостью сообщила хозяйка. — Институтский диплом у меня был «Лжескорпионы Европы».

— Гениально! — восхитился Николай. — В застойные времена я знал человека, который написал докторскую «Свиньи СССР». Так его чуть не арестовали. Пришлось изменить название на «Нежвачные парнокопытные Северо-Востока Евразии». Милейший был человек. Свиноводы носили его на руках… Но не буду больше вас отвлекать. Этот зверь не кусается? — Пес зарычал. — А почему бы вам вместо него не держать дома муравьев? Тихо, никакого шума. Представляете — муравейник посреди комнаты. Или — разводить пауков. Тарантулов можно держать в футлярах от зубных щеток. Ну, я пошел!

Следующей перед председателем открылась дверь в квартиру поэта Вяземского. Отстранив любимца муз, Николай вошел, осторожно ставя ноги между разбросанных по полу обрывков газет и раздавленных чайных пакетиков с ниточками. На такие же выцветшие, как у Паскина, обои здесь были наколоты кнопками записки с женскими именами. Половину стены занимал узкий и высокий, до потолка, фанерный щит, к которому проволочными петлями были прикреплены десятка два железнодорожных костылей. У двери лежал собачий ошейник, а около него стоял и с тоской смотрел на гостя величиной с кошку пес розового цвета.

— Вторая квартира и снова четвероногий друг, — удивился Николай. — Помогает в творчестве? Ваш сосед наверху, кажется, без ума от породистых собак. Мой приятель в Ростове как-то повесил объявление «Вязка кобелей». Так что вы думаете? Понесли шерсть и мулине со всего города. Решили, что он делает объемные игрушки.

— Паскин и подсунул, — поэт взял на руки розовое чудо и уселся с ним в ветхое с резными подлокотниками кресло, стоявшее посреди комнаты. — Уверял, что это таиландский пудель персикового окраса, а оказалась беспородная дворняга. Хуже всего, что она крашеная, а краску никак не отмыть.

Председатель подошел к окну и, лизнув палец, провел им по стеклу. За пальцем побежала прозрачная дорожка.

— Прежде чем мыть собак, надо мыть окна, — наставительно сказал глава правления. — Костыли откуда? — Он с интересом разглядывал щит с путейским инвентарем.

Стихотворец по-собачьи вздохнул:

— Память. Великие стройки века. Раньше при сбойке пути обязательно требовался поэт. Серебряное звено, последний удар молотка, тебе вручают костыль и жмут руку.

— Много набрали, — с завистью сказал Николай. — А это что за дерматин и войлок? Собираетесь обивать дверь?

— Да так, — уклонился от ответа поэт. — На всякий случай. Паскинская собака ночью лает. А на днях его Ларка в мусоропровод вылила банку килек, — сварливо добавил он. — Зажрался собаковод… Между прочим, у меня на днях будет выступление. Дом князя Юсупова. Приходите, буду читать стихи. Деньги даже обещали заплатить.

— Непременно приду.

Пообещав это, председатель покинул квартиру.

Решив посмотреть, что представляет собой еще одна жена Паскина, он направился к ней.

Дверь квартиры оказалась незапертой. Постучав, Николай вошел и, вздрогнув, остановился: в комнате, под потолком на крючке от люстры висела, в петле молодая женщина. Синий рот и рассыпанные по лицу волосы не оставляли сомнения — повешенная была мертва. За столом сидела другая — пожилая, и, как показалось председателю, потерявшая от горя рассудок. Вместо того чтобы рыдать, она механическими движениями терла на дырчатой жестянке похожую на козий язык морковку.

Опасливо посматривая на покойницу, председатель на цыпочках обошел стол.

— Какое несчастье, — вполголоса произнес он. — Что же вы не сообщили мне? Милиция и морг знают?

— При чем тут морг? — с неудовольствием ответила хозяйка, перестала строгать морковку и поднялась со стула. — Виси спокойно, я помою руки.

Не успел ошеломленный председатель понять, что последние слова адресованы не ему, как повешенная облизнула губы, отбросила волосы со лба и недовольно спросила:

— Мама, мне долго еще болтаться?

— Не могла же я бросить работу. Я схожу на кухню. Мужчина, помогите ей. Вы умеете вынимать из петли?

Поняв, что никакой драмы тут нет, Николай заговорил весело:

— Не приходилось. Моего деда когда-то повесили петлюровцы, но, сами понимаете, вынимал его не я. Думаю, справлюсь.

— Обнимите меня за бедра, — скомандовала повешенная. — Найдите кожаный воротник, снимите с крючков петлю, опускайте, только не вздумайте меня бросить.

Едва ноги жертвы коснулись пола, как она, вскрикнув: «Мама, Задунайский сойдет с ума!» — убежала в соседнюю комнату.

— Разве это жизнь, это же ужас, — вернувшись, тут же начала жаловаться вторая Паскина. — Раньше девушка кончала театральный институт и играла свинарку. Чистая хорошая работа. А теперь… Создали «Русский триллер», и пожалуйста — то она в петле, то ее режут на куски, то она лежит в гробу. Приличной работы нет. А где репетировать? Театр без своего помещения, приходится дома. Скажите спасибо, что у девочки есть хотя бы эта роль. Сначала ее вешают, а потом пытают паяльной лампой.

— Веселенькая пьеска, — согласился Николай. — Главное, чтобы они не сожгли сцену. Конечно, Смоктуновскому было легче, сыграл князя Мышкина, и тут же орден и приглашение во МХАТ. Интересно, когда пытают лампой, это очень больно?