Сын лейтенанта Шмидта - [16]

Николай снова засмеялся.

— Докучаев — предлог. Зашел случайно, шел мимо, вижу — такой дворец. Был покорен. Решил узнать о нем побольше. Что за странное название — «Дом имени Козьмы Пруткова»?

— Ничего странного. Просто было такое веселое время, когда всем и вся присваивались имена. «Фабрика подтяжек имени Клары Цеткин», а суровая Клара носила юбку с ремнем. «Мясо-молочное хозяйство имени Бернарда Шоу», старик Шоу был вегетарианцем… Нам нравится Козьма Прутков, кооператив-то писательский… Так говорите, вы жалкий провинциал? А вид у вас бравый. Случайно, не из налоговой инспекции? Видна военная выправка.

— Служил в дни розовой юности. И то всего три месяца. Уволен по идейным соображениям, религиозные мотивы — толстовец. А что, если мы представимся друг другу? Вы мне нравитесь. Меня зовут Николай Шмидт.

— О, какое громкое имя, — удивился собеседник. — Шмидты бунтовали, поджигали крейсера, изучали миграцию рыб, сидели в палатке на льдине. Отто Юльевич, случайно, не ваш дядя? Нет… А моя фамилия Малоземельский. В прошлом критик, ныне литературный пеон — поденные работы на чужих плодоносных грядках. Так что вас интересует в нашем доме?

— Ну например, жильцы, — осторожно произнес Николай.

— Наши жильцы? Элита, бомонд. Видите, там стоит «форд»? Он принадлежал, пока не рассыпался, драматургу Шпенглеру. Рядом — хромая «Волга». Она пока еще на ходу, и на ней ездит прозаик Паскин. Может, слышали такого? Прославился — призывал лечь под танки.

— А скромный «Москвич»?

— Эта лошадка моя. Тоже пора на живодерню. Вас удивляет мусор вокруг машин? Некому убирать, кризис рабсилы и стагнация управления. Между нами говоря, как председатель — наша Марго не подарок. Все запустила… Трубы ржавеют. В подвале — крысы. Чердак не разобран со времен последних двух войн… Хотя понять ее можно… Кооператив жмотный, оклад — мизер. Даже если выгнать ее, человека на ее место не найти.

— А мне она показалась энергичной, — задумчиво проговорил Шмидт. — Хваткая женщина. Палец в рот не клади.

— Увы! — вздохнул критик. — К сожалению, вся ее энергия уходит на то, чтобы в очередной раз выйти замуж. Ее хобби — иностранцы. Предпоследний муж — афганец. Из Каула наши войска уходят, снаряд попадает в дом, она бросает мужа и мчится в Ашхабад. Последний — руандец, сын вождя племени тутси. Зеленые холмы Африки, межплеменная война. Наша Марго на последнем самолете вместе с двумя коллекционными гориллами улетает в Найроби. На каждого мужа смотрит как на приключение. С таким председателем разве починишь санузлы?

На лице сына лейтенанта отразилась борьба желаний: в голову ему пришла неожиданная мысль.

— Не починишь… Ну а, скажем, если бы я изъявил готовность потрудиться на благо литературы и на время стать вашим председателем? — осторожно спросил он. — Быть управдомом — эта мысль томила не одного меня. Приятно осуществить чужую мечту… Вы рассказали бы поподробнее про дом, а?

Малоземельский воздел руки горе:

— О, это целая история… Как-нибудь расскажу… А знаете, вы мне симпатичны… Говорите, могли бы пойти управляющим?! Но для этого надо сперва освободить место, отправить куда-нибудь нашу Маргариту… А как? Я сказал, в последнее время ее интересуют только браки с иностранцами. Откуда вы возьмете иностранца?

— Это мое дело, — холодно парировал собеседник. — Выберите завтра минутку, скажите ей, что говорили со мной и что среди моих знакомых совершенно случайно есть поляк… Свое крупное автомобильное дело, роскошная квартира в центре Варшавы, вдовец, жил когда- то в России и сохранил самые лучшие воспоминания о русских женщинах… Ну, как?

— Быстро же вы решили!.. Попробую…

Критик, посмеиваясь, убежал.

Из парка доносились улюлюканье и свист. Мальчишки гнали по аллее толстого рыжего кота. Кот бежал, оглядываясь через плечо. Изо рта у него торчало голубиное небесного цвета перо.

Николай вернулся к галеасцам.

— Славное место. — Он пересказал им свой разговор с критиком. — Мне нравится дом… Кто знает, сколько времени нам придется искать. В гостинице жить дорого, а тут тихая гавань, приют, зарплата и крыша над головой.

— Сразу видно, здесь живут порядочные люди. — Кочегаров показал на балконы. — Вон какое белье висит, все пуговицы на месте.

— Второй срок. Но, кажется, придется идти к ним в управдомы. Игра стоит свеч.

Председатель еще раз озабоченно оглядел Козьму Пруткова, перешагнул через кота и, ведя за собой команду искателей сокровищ, направился назад в «Оель».

Дом, носивший гордое имя никогда не существовавшего литератора, был построен в конце прошлого века как доходный. Он был воздвигнут на самой окраине города и даже вторгался боком в сосновый лесок. Дымные городские коробки кончались где-то в версте у Черной речки, а он стоял, окруженный красноствольными великанами и опутанный песчаными, располагавшим к перипатическим размышлениям, дорожкам.

Четырехэтажный с двумя мраморными нимфами в подъезде дом недолго ждал жильцов. Квартиры — каждая была длиной в половину дома и тянулась анфиладой комнат через весь этаж — быстро заселили бросившие деревню помещики, стремительно разбогатевшие сибирские купцы, отставные военные и бог весть на чем сделавшие деньги чиновники из хлебных Новороссии и Кавказа. Подлетали к парадным дверям запряженные парами экипажи, подкатывали проделавшие немалый путь из дальних поместий по ухабистым разбитым дорогам отслужившие свой век рыдваны, огнями многосвечовых люстр пылали по вечерам окна, а из форточек выходивших на север кухонь вырывались запахи жареного мяса, домашнего сдобного печенья и приправленных кореньями, посаженных в духовку, чтобы потомились, супов.