Сын крестьянский - [38]
Воевода был первейший охотник; в своей Муромской вотчине хаживал один на один на медведя, а здесь, в окрестных полях, гонял зайцев, травил лисиц, волков, был охоч и до соколиной потехи.
— Смута — смутой, а зверь — зверем. Самое разлюбезное дело — охота! — говаривал он.
Вот и теперь князь возвращался с охоты со своими друзьями-приятелями, приближенными, прихлебателями. У иных всадников были приторочены к седлам убитые зайцы и лисицы. Сзади псари тянули на смычках несколько свор борзых.
Впереди ехал сам Шаховской, Григорий Петрович, на сером аргамаке, резвость которого князь сдерживал сильной рукой. Кожаное седло по краям украшено серебряными бляхами. В металлический налобник коня вкраплено несколько алмазов. Повод, узда — ременные, с серебряными по ним узорами. Прямо и молодцевато держится князь в седле, хотя ему за пятьдесят лет. Серый шелковый кафтан ловко обтягивает фигуру сухощавого, широкоплечего всадника. Из-под синей парчовой шапки выбиваются черные кудри с сединой. Лицо, разгоряченное после любимой охоты, весело; отчасти добродушно, отчасти — себе на уме. Взгляд серых глаз под косматыми бровями решительный и быстрый. Губы резко очерчены. Усы закручены кверху на фряжский[27] манер. Длинная борода. Когда князь скакал в поле, она развевалась по ветру. Недаром недруги прозвали его длиннобородым чертом. На поясе — кривая турецкая сабля. За плечами — самопал, и турий рог. За поясом — пистоль, в руке — плетка. Оружие было ловко пригнано к воинственной фигуре князя.
Подъехав к хоромам, Шаховской быстро спешился, а за ним — и свита. Лежавший у крыльца лохматый воеводин кобель Буян, добродушный, ленивый, вскочил, радостно залаял, завилял хвостом. Князь его погладил и с приближенными быстро пошел в терем — к столу.
Большая столовая палата в четыре окна. Потолок расписан красками. На нем представлено «звездотечение, небесное движение, двенадцать месяцев и боги небесные». Он подпирался двумя толстыми круглыми столбами, расписанными травами, а стены — «аспидом», под мрамор. В углу печь с лежанкой, крытая синими изразцами, с замысловатыми рисунками на них. На лежанке грелись два жирных кота, черный и рыжий. По стенам развешано оружие. Длинные столы и лавки покрыты красным сукном. Для хозяина — дубовое кресло с высокой позолоченной спинкой. В переднем углу — большой киот с иконами в золотых и серебряных окладах, с зажженными лампадами.
Все помолились, с говором расселись. Холопы стали разносить кубки, чары, наполненные «для сугрева» сначала травником. Хозяин встал, поднял серебряную чару, обвел очами пирующих:
— Ну, други мои, дворяне да приказные, да ратные и иные люди, выпьем за землю русскую, за царя Димитрия Ивановича. Грядет он снова престол свой отбирати у того ли злодея Шуйского, чтоб его дугой коробило, трясло да недужилось. А государю нашему законному, Димитрию Ивановичу, — многая, многая лета! Да хранит его господь бог со матерью божией и со угодники святыми, особливо с Николаем, чудотворцем мирликийским, споспешествующим всем странствующим и путешествующим на суше и на водах. Во веки веков!
Любил и умел князь красно и цветисто речь держать. Все зашумели, встали, дружно воскликнули:
— Многая, многая лета царю нашему Димитрию Ивановичу!
Залпом выпили. И начался пир.
Искусны были княжеские повара, знали, как ублажить хлебосольного хозяина и гостей его. Слуги пошли разносить студни, похлебки, кулебяки, пироги, кур, гусей, уток, рябчиков — жареных, вареных, тушеных. Стольники неукоснительно подливали гостям меды и иноземные вина: бастр, аликант, романею, мальвазию; не забыли и зелено вино. Гости быстро нагрузились «еле можаху». Хозяин угощал много, но пил мало.
Во время самого моря разливанного к Шаховскому подошел холоп-дворецкий.
— Боярин, — поклонился дворецкий, — видеть тебя хочет человек один, из чужой земли прибыл.
— Веди в горницу, — приказал воевода и сам туда направился.
Перед ним стоял Иван Болотников.
— Здрав буди, князь! — независимо, слегка наклонив голову, приветствовал он воеводу. — Иван Исаев сын, по прозванию Болотников. Прибыл к тебе, князь, с грамотой от дворянина Молчанова Михайла… За царскою печатью… — откровенно усмехнулся он. — «Царя… Димитрия Ивановича», сказывал Молчанов.
— Добро, добро, — как бы не заметив усмешку, приветливо проговорил князь, развернул грамоту и бегло в нее заглянул. — Честь буду ее после. Пока гостем будешь. Поешь, попей с нами да повеселись. — И Шаховской повел своего посетителя в палату.
Шел пир честной своим чередом. Под конец слуги разводили и разносили гостей на отдых по горницам и бокоушам обширного княжеского дома.
Рано утром старик дворецкий позвал гостя в светлицу. Князь был в опочивальне, и Болотников внимательно огляделся.
Высокая горница. Стены обшиты ясеневыми досками. Четыре небольших слюдяных оконца. По стенам лавки с мягкими полавочниками, покрытыми алым бархатом. Среди горницы большой стол, вокруг него кресла. На столе — чернильница в виде небольшой чары. В ящичке — гусиные перья. Лежат месяцеслов и несколько книг на церковнославянском языке. Много книг в отворенном поставце у стены. В углу — икона Георгия Победоносца, строгановского письма, в золоченой ризе, осыпанной жемчугом. Стоят ларцы, скрыни с вырезанными на досках узорами. Белая изразцовая печь. В ней весело трещат дрова. По стенам, среди висящего оружия, бросались в глаза монгольский лук и колчан с оперенными стрелами. Шаги, из-за пушистых ковров, не слышны. На старинных часах выскочила кукушка и прокуковала семь раз.
