Сын из Америки - [41]

Шрифт
Интервал

После некоторого колебания Мария Давидовна спросила:

— Как вы думаете, стоит ли позвонить в полицию?

— В полицию? Зачем? Может быть, вам следует позвонить в русскую газету.

— Там нет никого ночью. От волнения я потеряла очки. Это чудо, что мне удалось найти вашу дверь. С ним кончилась моя жизнь. — Ее тон изменился. — Как вы думаете, вам удастся найти мои очки?

Я искал на полу, на ночном столике, на буфете, но пенсне Марии Давидовны нигде не было. Я сказал:

— Может быть, вам следует позвонить в здешние газеты?

— Там станут спрашивать подробности, а я слишком взволнованна и ничего не припомню. Погодите — телефон.

Мария Давидовна вышла из спальни. Я было хотел пойти следом за ней, но постыдился выказывать такое малодушие. Я стоял, пристально вглядываясь в Кузинского, сердце мое колотилось. Его лицо было желтым и твердым как кость. Маленький беззубый рот был полуоткрыт. На ковре я увидел его вставные зубы, странно длинные на пластмассовой пластинке. Носком ботинка я затолкнул их под кровать.

Мария Давидовна вернулась:

— С ума сойти — мне только что сказали, что я заслужила право взять два бесплатных урока в каком-то танцклассе. Что мне делать?

— Если вы припомните номер, я позвоню Попову или Булову.

— Их наверняка нет дома. Булов скоро будет здесь — с минуты на минуту. Мы пили чай и играли в шахматы, вдруг он рухнул на кровать, и все.

— Легкий конец.

— Он жил как эгоист и вот теперь бросил нас как эгоист. Что мне делать? Каждая секунда будет для меня адом. Сядьте, пожалуйста.

Я сел на стул, Мария Давидовна — на другой. Я устроился так, чтобы не видеть покойника. Стиснув руки, Мария Давидовна говорила с монотонностью, напоминавшей причитания матерей и бабок.

— Все было лишь себялюбием. Его хождения в народ, его тюремное заключение — все, все. Он оставался барином до последней секунды своей жизни. Если он что-нибудь давал — это всегда была милостыня, даже его любовь. Гордость не позволяла ему пойти к врачу. Что до меня, то я растратила свои годы впустую. Я забыла, что я еврейка. На днях я прочла в Библии об израильтянах, служивших идолам. Я сказала себе: «Моим идолом была революция, и за это меня карает Бог».

— Хорошо, что вы это поняли хоть теперь.

— Слишком поздно. Он ушел, когда счел нужным, и оставил меня умирать тысячью смертей. Когда-то они возлагали все свои надежды на революцию. Последние тридцать лет они томятся по контрреволюции. Но какая разница? Все они старые и больные. Новое поколение не узнает всей правды. Все, что они могут, — это продлить агонию. Он по крайней мере признавал это.

Зазвонил телефон. На этот раз звонил Попов. Я слышал, как Мария Давидовна рассказывает ему о случившемся. Она все время твердила: «Да, да, да».

Попов и Булов не заставили себя ждать, а вскоре последовали и другие — кто с белой бородой, кто с белыми усами. Один старик опирался на костыли. Костюм Попова был в пятнах; его щеки горели, словно он только что отошел от горячей плиты. Его младенческие глаза под косматыми бровями были полны укоризны. Казалось, они говорили: «Нет, вы посмотрите, что он с нами сделал!» Булов взял запястье покойника и пощупал пульс. Он покривился, покачал прямоугольной головой, а глаза его говорили: «Это против всех правил, граф. Так себя не ведут». Весьма ловко он закрыл покойнику рот.

Стали прибывать женщины в длинных, старомодных платьях, в туфлях на низком каблуке. Их редкие волосы были собраны в пучок и заколоты шпильками. У одной из них на плечах была турецкая шаль — вроде тех, что носила моя бабушка. Живя в Америке, я и забыл, что существуют такие морщинистые лица и такие сгорбленные спины. У одной старухи было сразу две трости. Она сделала шаг, и я услышал, как хрустнуло стекло. Она наступила на пенсне Марии Давидовны. Ее маленький волосатый подбородок так дрожал, словно она бормотала заклинание. Я узнал ее по снимку, который видел в одной книге. Она была специалисткой по изготовлению бомб и содержалась в одиночке печально известной Шлиссельбургской крепости.

Я хотел было уйти, но Мария Давидовна попросила меня остаться. Она продолжала представлять меня новым посетителям, и я слышал имена, знакомые мне по книгам, журналам, газетам: вожди революции, вожди Думы, члены Временного правительства. Каждый из них произносил исторические речи, принимал участие в решающих конференциях. Хотя я знал польский, а не русский, я мог разобрать, о чем они говорят.

Старуха с тростями спросила:

— Не зажечь ли свечи?

— Свечи? Не надо, — сказал Попов.

Та, что была в турецкой шали, хрустнула ревматическими пальцами:

— Он красив и сейчас.

— Может быть, его покрыть? — спросил старик на костылях.

— Кто нам его заменит? — спросил Попов и сам себе ответил: — Никто.

Его лицо стало апоплексически красным, и от этого его борода казалась еще белей. Он бормотал:

— Мы уходим, скоро не останется ни одного; нас призывает вечность — великая тайна. Россия забудет нас.

— Сергей Иванович, не преувеличивайте.

— Написано в Библии: «Род проходит, и род приходит». Еще вчера он был молод и дерзок — орел.

Один человек из группы, маленький, худощавый, с острой сивой бородкой, носивший очки, за которыми его глаза казались косыми, начал произносить нечто вроде погребального слова:


Еще от автора Исаак Башевис-Зингер
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мешуга

«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.


Последняя любовь

Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.


Корона из перьев

Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.


Враги. История любви

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Семья Мускат

Выдающийся писатель, лауреат Нобелевской премии Исаак Башевис Зингер посвятил роман «Семья Мускат» (1950) памяти своего старшего брата. Посвящение подчеркивает преемственность творческой эстафеты, — ведь именно Исроэл Йошуа Зингер своим знаменитым произведением «Братья Ашкенази» заложил основы еврейского семейного романа. В «Семье Мускат» изображена жизнь варшавских евреев на протяжении нескольких десятилетий — мы застаем многочисленное семейство в переломный момент, когда под влиянием обстоятельств начинается меняться отлаженное веками существование польских евреев, и прослеживаем его жизнь на протяжении десятилетий.


Рекомендуем почитать
Миссис Калибан

«Что б ни писала Инглз, в этом присутствует мощный импульс, и оно ненавязчиво — иными словами, подлинно — странно» — из предисловия Ривки Галчен Рейчел Инглз обладает уникальным «голосом», который ставит ее в один ряд с великолепными писательницами ХХ века — Анджелой Картер, Джейн Боулз, Кейт О’Брайен. Всех их объединяет внимание к теме женщины в современном западном мире. «Миссис Калибан» — роман о трансформации института семьи в сюрреалистическом антураже с вкраплениями психологического реализма и фантастики. В тихом пригороде Дороти делает домашние дела, ждет, когда муж вернется с работы и меньше всего ожидает, что в ее жизни появится любовь, когда вдруг слышит по радио странное объявление — из Института океанографии сбежал монстр… Критики сравнивали «Миссис Калибан» с шедеврами кино, классическими литературными произведениями, сказками и хоррорами. Этот небольшой роман — потрясающий, ни на что не похожий, и такое разнообразие аллюзий — лишнее тому доказательство.


Утро, полдень и вечер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

Роман "И сошлись старики" на первый взгляд имеет детективный характер, но по мере того, как разворачиваются события, читатель начинает понимать, сколь сложны в этой южной глухомани отношения между черными и белыми. За схваткой издавна отравленных расизмом белых южан и черного люда стоит круг более широких проблем и конфликтов. В образе героини второго романа, прожившей долгую жизнь и помнящей времена рабства, воплощены стойкость, трудолюбие и жизненная сила черных американцев.


Мстительная волшебница

Без аннотации Сборник рассказов Орхана Кемаля.


Буйный характер Алоизия Пенкберна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Однажды весенней порой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.