Сын эрзянский - [41]

5

По первому снегу Дмитрий с Марьей поехали на базар в Четвертаково покупать корову. Два года копили деньги. Марья распродала свои холсты и рубахи. Дмитрий в прошлую зиму ездил в извоз. Копили на постройку новой избы. Но переселение пока отложили и решили купить корову. Трудными были эти три зимы, которые они провели без коровы.

Село Четвертаково, бывшее удельное, стояло на большой дороге в Алатырь в четырех верстах от города Ардатова. Базар располагался возле красной кирпичной церкви. У Дмитрия в этом селе был знакомый русский мужик. У него и решили остановиться. Гостеприимный хозяин пригласил их зайти погреться. Марье не терпелось на базар.

— Отчего не зайти на минуту, откажемся — обидим человека, — сказал Дмитрий.

Знакомый Дмитрия по слову «обидим» догадался, чего он сказал жене, и рассмеялся:

— Да, да, обязательно обижусь, если не зайдете.

Он был старше Дмитрия, в овчинной короткой шубе, сшитой по татарскому покрою, без сборок, и в шапке из телячьего меха. Хозяин пошел впереди гостей, но в дверях посторонился и пропустил их.

У русских внутри избы все расположено так же, как и у эрзян. Справа огромная печь, слева — коник. Стол стоит так же, над ним в углу — образа. Дмитрий с Марьей по обычаю помолились на образа, расстегнули овчинные шубы и присели на лавку.

— Вай, Дмитрий, как чисто побелены печь и подтопок. Нам тоже так надо побелить, светлее будет в избе, — сказала Марья, оглядываясь вокруг.

Жена хозяина, белолицая полная женщина в длинном синем сарафане, отложила пряжу, шугнула из-за стола двух белоголовых мальчуганов на печь, на стол положила каравай хлеба. Она улыбнулась непонятной речи Марьи и обратилась к Дмитрию:

— Чаво баит баба-то?

— Баба кажит, печка белый, больна карашо, — сказал Дмитрий по-русски.

Он и сам удивился, как гладко и понятно все у него получилось.

Марья не нарадовалась на мужа, говорит ну прямо как настоящий русский.

— Как кличут бабу-то? — опять спросила хозяйка.

Дмитрий сказал.

Хозяин пригласил их к столу. Но Дмитрий с Марьей решительно отказались. Им некогда, приехали по важному делу: покупать корову.

— Тогда надобно поспешить. Скотины ноне на базаре много.

Он оделся и пошел вместе с ними на базар. Втроем они долго ходили по ряду, где была выставлена скотина, искали подходящую. Коров привели много, но большинство из них были годны лишь на мясо. Наконец одну облюбовали. На вид коровенка была неказистая, маленькая, шерсть мышиного цвета, один рог сломан. Марья обошла вокруг нее, пощупала вымя, потрогала вздутый живот. Попробовала подоить — молока не было. Хозяева коровы, пожилые мужчина и женщина, в заплатанных одеждах, такие же маленькие, как их корова, сказали, что она скоро отелится. Марья посчитала на целом роге круги, по которым узнают количество отелов, их было нять. То же количество сказала и старуха. Прежде чем назвать цену, Дмитрий посмотрел на знакомого русского, ожидая, что скажет он. Тот, догадываясь, чего от него ожидают, хлопнул себя по шапке варежкой и сказал:

— В этом деле я тебе, Дмитрий, не советчик. Не знаю я эту скотину и ничего в ней не понимаю.

Дмитрий обратил внимание не столько на корову, сколько на ее хозяев. Тихие, немногословные, будто вывели они свою корову не продавать, а лишь показать. В их глазах затаились хорошо ему понятные грусть и жалость. Знать, не с добра они стоят здесь.

— Спроси-ка, Дмитрий, сколько она у них доит! — попросила Марья.

Дмитрий спросил. Старик пошевелил губами и взглянул на старуху. Та ответила:

— Как отелится, дает ведро, немного не полное. Долго так дает, потом сбавляет, дает помене. А когда кончает доиться, там уж, знамо, какое молоко.

Марья опять пощупала вымя, опять обошла вокруг, проверила даже волос на конце хвоста. Есть такое поверье, что если там волос мягкий, то у такой коровы молоко жирное, если жесткий — молоко водянистое. Знакомый их, русский, несколько раз отходил от них, потолкается по базару и опять возвращается. А они все смотрели да рядили. Покупателей было немного. Больше всего покупали алатырские купцы на мясо. На эту коровенку они и не смотрели. А если случалось кому-нибудь и задержаться возле нее, то только рукой махали и отходили.

Наконец заговорили о цене. Уже и базар стал расходиться, когда они кончили торговаться. Старуха передала поводок из рук в руки, а Дмитрий выложил на ладонь старика все свои деньги. Обычно такие дела без магарыча не обходятся, но у Дмитрия не осталось и гривенника, а старик, продавший корову, поспешно спрятал деньги в карман и направился с женой с базара.

Корову привели к телеге. Дмитрий стал запрягать лошадь, русский знакомый ему помогал. Его жена вышла посмотреть на корову.

— Хорошая у тебя, Марья, будет корова, только корми получше, — сказала она. — Ты назови ее Буренушкой, видишь, шерсть-то у нее бурая.

— Теперь, пожалуй, и я похвалю, — смеясь, сказал ее муж. — Раньше не рисковал...

Марья поняла, что корову хвалят, и обрадовалась. Всю дорогу от Четвертакова она шла за телегой возле коровы и ласково разговаривала с ней. Ей все еще не верилось, что у них опять есть корова.

Дмитрий подшучивал над ней: