Сын эрзянский - [10]

В сумерках проведать Марью пришла бабушка Орина. Она присела на край коника у нее в ногах и, довольная, объявила:

— Не бойся, теперь все будет хорошо. Сходила за огород Савкиных и закрестила весь Перьгалей-овраг. Не торопись, родимая, вставать, Фиму я накормлю и уложу. — Старуха помолчала.— А со мной такой вот случай произошел в молодости. Носила второго ребенка. Муж взял меня с собой в поле складывать на воз снопы. А я возьми да и скатись с воза. Мне нужно было бы сразу лечь, я же снова поехала с ним. В тот раз он меня заставил подавать на воз. Снопы-то тяжелые, каждый не меньше полпуда, Все тело у меня издергалось... Ребенка скинула и после этого сделалась неродихой... И с тобой так может случиться. Не вставай, лежи. Корова у тебя подоена?

— Дмитрий подоил, — сказала Марья.

— Дмитрий у тебя хороший, не как другие мужья, вон как доглядывает за тобой.

Бабушка Орина покормила Фиму, уложила спать и даже рассказала сказку. К себе домой она ушла поздно ночью. Все то время Дмитрий возился во дворе. Он напоил скотину, приготовил к утру телегу, смазал колеса, поставил ее перед избой. Завтра придется вставать затемно. Пока стоят ясные дни, надо спешить с уборкой яровых хлебов. Потом подойдет время дергать коноплю, копать картошку. Сегодняшний день пропал без дела...

Закончив работы во дворе, Дмитрий надергал на огороде моркови, помыл ее у колодца и решил угостить жену и дочку. Фима уже спала. Он подсел к жене на коник и протянул ей морковь, выбрав получше.

— Завтра встанешь? — помедлив, спросил он.

— Знамо, встану. Не целую же неделю валяться.

Оба помолчали, погруженные каждый в свои думы. Дмитрия беспокоило состояние жены. Если это еще не роды, так что же? Но он не стал ее расспрашивать. Мало ли что может быть у женщины такого, о чем мужу и знать не обязательно. Мысли его были заняты летними делами. Надо собрать и обмолотить урожай, заготовить скотине достаточно кормов, к зиме привезти и нарубить дров. И все эти заботы — чтобы не умереть с голода и вырастить детей. Они сопутствуют селянину всю его и передаются от поколения к поколению...

Тишину избы неожиданно нарушил звонкий голос сверчка. Он донесся откуда-то из-за печи и прервал думы Нефедовых. Дмитрий прислушался и лишь теперь понял, что в избе и до этого не было тихо. В темноте шуршали тараканы, разгуливавшие в поисках пищи по стенам, лавкам, столу. В стенах, по дуплам толстых бревен, попискивали расплодившиеся там мыши.

Марья поняла, что Дмитрий тоже прислушивается ко всему этому шороху и писку.

— Надо будет завтра натолочь стекла и замешать с тестом, накормить их как следует. Много их развелось за лето, — сказала она.

А Дмитрий добавил:

— Тараканов выморим зимой, оставим денька на три, на четыре избу нетопленной, вся очистится.

Они опять помолчали.

— Ложись, Митрий. И я засну... Ложись на печи да проверь, как спит Фима, не скатилась бы на край, разобьется.

Дмитрий молча поднялся на печь, пошарил рукой по полатям, нащупал спящую девочку и стал разуваться. Лапти он оставил на широкой ступени возле печи, онучи развесил на жердочку вдоль трубы. Печь была теплая. Он растянулся на ее кирпичах и невольно подумал, что вот под ним теплые кирпичи не кажутся жесткими, а попробуй он лечь на голые доски, всю бы ночь не уснул...

7

Осень приближалась. Ночи стали по-настоящему холодными. Над Перьгалей-оврагом до восхода солнца по утрам висел седой туман. Иногда он поднимался вверх, но чаще расстилался по земле и сверкающей росой оседал на листьях деревьев и на пожухлых травах. Солнце теперь только чуть пригревало, его красноватые лучи, не задерживаясь, скользили по поверхности земли. Трава в поле, на межах и вдоль дороги потемнела и огрубела, сделалась колючей. Цветов почти не видно, а если где и покажутся, то такие же неказистые, как и трава. И лишь пышные кусты татарника с большими лилово-красными цветами сплошь усыпанные острыми колючками, там и здесь горделиво возвышались над потемневшей стерней. Их сторонятся и люди, и скот. И редко во время жатвы кто-нибудь срежет серпом. Растущий на поле татарник хорошо заметен и потому менее опасен. Когда на него наткнешься в снопе или соломе, не миновать его острых колючек.

Ржаное поле теперь пустынно, кроме Охрема со стадом, здесь не встретишь никого. Все село убирает яровые посевы: овес, чечевицу, просо, гречиху. Кто скосил, тот свозит на гумно. Есть и такие, которые начали молотить. Время торопит — осенью погожих дней мало.

Нефедовы убирают овес. Дмитрий косит, Марья за ним вяжет снопы. Работает быстро, чтобы не отстать от мужа. Если Дмитрий немного продвигался вперед, она вязала опустившись на колени. Так ей было легче. После вчерашнего падения в Перьгалей-овраге ничего плохого не случилось, только осталась ноющая боль в пояснице. Дмитрию об этом она так и не рассказала. Он все равно ничем помочь не сможет, еще заставит сидеть дома. А разве сейчас такое время? Все от мала до велика в поле.

Дмитрий косит, да нет-нет и оглянется на жену. Заметив это, Марья быстро поднимается на ноги и вяжет снопы нагнувшись, стараясь не показать ему, как ей трудно. До середины дня работали без отдыха, чтобы сегодня закончить всю делянку.