Они выехали к окраине, понеслись вдоль ряда чередующихся плакучих ив и серебристых тополей, растущих по берегу параллельно текущего ерика. Впереди показался мост. Шофёр сбавил скорость, потому что фары опять забарахлили, а сумерки сгустились. Противоположный берег осветился включившимися фонарями.
— Я ведь тогда думала, что всё, месть свершилась, долг выплачен, счёт закрыт. Ведь смешно же. Папаша муженька моего, упырь проклятый, мои же деньги собирал и копил, чтобы потом по завещанию сыну передать. А тот их в дело вложил. Можно сказать, сохранил и приумножил. Я же, когда управлять фирмой стала, их просто вернула с набежавшими процентами. Так что, зря он такую жлобу на меня затаил. Мне его даже где-то внутри жалко. Думала, дать ему какие-никакие отступные, чтоб не плакал и отстал от меня просто, псов своих на цепь вернул. Так ведь нет. Не вернуть теперь ничего обратно. И никого. Все умерли. Сперва умер мой человек любимый. Я только на похоронах его, уже в гробу, сыну показала и объяснила, кто ему настоящий папка. Ну, он парень серьёзный, всё понял правильно. А потом всё завертелось! Хотела я сразу валить, отсидеться где-то, но не прошло и недели, как тётка моя преставилась. Вот же хохма! Похоронили и её, в основном, за мой счёт. Двоюродные мои брат и сестра те ещё прощелыги! А когда стали наследство делить, вообще цирк с конями, хоть святых выноси! Всех тётка опрокинула, я так давно не ржала, как когда нотариус читала её вирши! Самое смешное, единственные деньги, что можно было урвать, обещались за собачку её, и то, если её в приют обратно в целости и сохранности доставить. Сынок её, брательник мой, хотел её уже на суку во дворе вздёрнуть, но я отбила. Сказала, сама отвезу, а ему «штуку» эту несчастную бросила. А так бы кранты собачке. Забрала её пока себе, стала вновь думать, как бы ситуацию выправить. Потому что чую, следят за мной, ждут, готовят мне смерть лютую. Скорее всего, «несчастный случай», чтобы и концы в воду, и сына с наследством, уже теперь моим, к рукам прибрать. На развод я подала, но ещё не развелись, экспертизу отцовства не делала. Решила к мужу пойти прямо, поговорить без шуток, предложить, как раньше, упырю — папашке, отступные. Я получила свою сатисфакцию, съела «холодное блюдо», насладилась, можно и по счёту расплатиться. Да только когда позвонила ему, ответил незнакомый кто-то, сообщил, что умер мой супруг скоропостижно. Сердце не выдержало. То ли плакать, то ли радоваться! Непонятно! Вот серьёзно! Но от души отлегло. Раз нет заказчика, не нужно и работу исполнять. Так я думала. И ошибалась. Супруг, козёл, как и папахен его, опять всё наперёд распланировал. Оплата по факту, через третьих лиц. А где их искать, лиц этих?
«Ока» неторопливо, плавно свернула на мост и затряслась на брусчатке.
— Короче, потащила я сегодня ту собачку в приют, чтоб глаза не мозолила и воля тётки была выполнена. Отдала, а на выходе моя машина не завелась. Видать, пока я там эту тварюшку возвращала, киллер что-то сломал в моторе. Стала я голосовать, тут же подъехала «девятка» с «бомбилой». Села я на переднее, а шофёр, лысый такой, не поехал по адресу, а давай меня сзади душить, пока я в окно глазела. Я лысому со лба в носяру и на кислород. Он только и успел по спине меня рубануть на прощание. Я на магистраль, а тут как раз «гелик» с братом твоим молочным подруливает. Он молодец, всё в секунду понял, сообразил, дверь мне открыл, я туда — прыг! И поминай, как звали! Всё, думаю, пора на лыжи вставать, а то второй раз такой спурт не прокатит. Теперь вот билеты себе и сыну куплю, отзвонюсь сестре, чтоб его тоже на вокзал подвезла, уедем в медвежий угол, посидим, подышим чистым воздухом. Подумаем, как нам обустроить новую красивую жизнь! У тебя терминала нет? А то я с карты денег не снимала? А с приютских собаководов денег не стала брать.
— Ничего, давай, сколько есть, — покладисто согласился шофёр. — Повеселила ты меня! Считай, бонус-скидка тебе, за оригинальность!
В почти ночной темноте они встали у подземного перехода, ведущего к зданию вокзала, что светился ёлочными разноцветными огнями иллюминации на другой стороне десятка железнодорожных путей. Женщина порылась в сумочке, на дне нащупала мелочь. Протянула две жёлтые юбилейные десятирублёвые монеты. Одна поменьше, с памятником «Стоять на смерть!», что на Мамаевом кургане, вторая побольше, биметаллическая, с латунным кольцом и мельхиоровым диском, на котором улыбался в шлеме Гагарин.
— Извини, вот всё, что завалялось, — смутилась женщина. — Сын у меня их собирает, ему откладывала.
— Пойдёт, — принял плату шофёр, — вполне себе достаточно. Такой Юрий Алексеевич сотню у нумизматов стоит! Прощай, красивая!
— И тебе не болеть, лихач! Спасибо!
Она повернулась, откинула полотнище двери, нагнулась вперёд, вылезая из тесной кабины. На спине, на сарафане, прямо на одной из лилий, под левой лопаткой шофёр заметил аккуратную узкую дыру, будто прорезь. И в неверном свете потолочной лампы алая лилия показалась ему темнее остальных и с неровными очертаниями. То ли брак трафаретного станка, то ли размазалось пятно, где-то посаженное пассажиркой.
