Сын Эреба - [28]

Женщина раскраснелась, глаза её блестели. Она перевела дух. Шофёр прикурил, выпустил дым в окно тонкой длинной струёй. Они наглухо встали в длинной пробке, как он и опасался, но её теперь это не пугало. Поток той боли, той грязи, что душила её, как болотная топь, пробил чистый родник её откровенности. Ей надо было поделиться, не для того, чтобы её пожалели, нет, а для того, чтобы самой переосознать, переоценить, пересмотреть свою жизнь. Понять то, не кем её считают посторонние, а самой определиться и назначить себе оценку.

— Короче, пошла я по всем родственникам, на похороны собирать. Не наскребла и половины. Пришлось кредит брать. А потом, само собой, отрабатывать. И не моги просрочить, проценты навертят, мама не горюй! А упыря это не волновало. Вместо того чтобы сестру на ноги поднимать, я на тварь эту пахала. Время упустили, пошла моя сестричка на выписку с костылями подмышками. Как поётся в песенке: «Карусель, карусель завершила рассказ, и не слышно песен и веселья! Карусель, карусель, ты теперь не для нас, откатались мы на карусели! Безысходность! Безысходность!». Я уже всякое себе думала, в полицию пойти или бомжа какого с топориком нанять, старичка моего процентщика в расход пустить. Но у старичка и в полиции были подвязки, ходил оттуда один туз ко мне как-то постоянным клиентом. Всё ролевые игры любил. На меня китель свой надевал, фуражку, и заставлял в жопу себе жезл засовывать. Не чтобы я сама себе, если ты не понял, а чтоб я ему, — пояснила она на недоумённый взгляд шофёра.

Шофёр расхохотался.

— А что? Большие начальники, они все крышей поехавшие. На работе нагоняют свои нижние чины, накрутят им хвосты, а потом со мной пар выпускают, абстрагируются от забот начальственных. И кстати, очень ему это нравилось. Потому, как, понарошку это всё, хоть и ощущения настоящие. Он и в этом случае контролирует ситуацию. Ведь когда его какой-нибудь генерал на планёрке трахает, пусть и в переносном смысле, это ему ой как не по нраву. А когда я его, буквально, палкой деревянной с полосочками, прямо в прямую кишку, то это для него в порядке вещей, приятно, сука. Хоть у простых граждан я таких девиаций не встречала. Простые граждане и без того затраханы, чтобы им ещё в дупло твёрдые предметы принимать.

— Раз у него жезл, выходит, он гаишник? — посмеивался ещё немного, утирая слёзы шофёр. — Ну, правильно, такие ребята штраф платить не будут, такие лучше натурой отдадут!

— Ладно, потехе час. Я тебе про разных выдумщиков много ещё чего порассказать могу, но мы же не об этом?

— Да, да, отвлеклись, продолжай.

— Короче, законно его никак мне не прищучить было, да и если бы помогли они, то всё равно такой шухер подняли, что репутация моя окончательно бы упала ниже плинтуса. На каждом углу бы в лицо и спину тыкали, проходу бы не давали. С работы опять же выгнали бы, как-никак, престижное заведение с солидной репутацией. А как я с больной сестрой куда-то свалить смогу? Никак. Вот и получается, что нет никаких шансов изменить что-то. А убивать его, пусть и чужими руками, этого я не могу. Грех такой брать на душу! Я так думаю, жизнь, она со временем сама всё по местам расставит. Наладит, переиграет, вернёт тем, кому недодала, отнимет у тех, кто сверх меры себе нахапал. Я это видела сама. Вот только упырь мой от возмездия ушёл. Думаю, он, сука, прямо в Ад провалился за всё то, что со мною и сестрой моей делал. Иначе, где же справедливость? А если и нет её на этом свете, то я с потомками его за всё рассчиталась до седьмого колена!

И она вновь басовито расхохоталась.

— Не ожидал он такого поворота, что достану я его, пусть косвенно, и за всё своё горе долг заберу. А вышло всё так. Кредит я выплатила, с халтурой ресторанной завязала от греха, просто так там тёрлась, подносы туда-сюда носила, чаевые собирала. Хоть этого он у меня забрать не мог. И однажды встретила одного человека! О, какой это был человек!

Тут она мечтательно прикрыла глаза, будто стараясь восстановить ту прежнюю яркость ощущений за закрытыми веками, чтобы ещё раз испытать всю первозданную прелесть такого редкого в её жизни хорошего воспоминания.

— Влюбилась я в него по-настоящему. Того парнишку, что сбежал, когда про меня узнал, я не так любила. По-детки что ли. Первая любовь, стереотипы, долг природный требует семью создавать, устои патриархальные поддерживать, становиться такой, как все, среднестатистической домохозяйкой и всё такое. Это быстро улетучилось при моём образе существования. Я просто сбежать от кошмара с ним хотела в привычные декорации. Тогда я иначе думала, а теперь понимаю, что не вышло бы у нас с ним ничего хорошего. Потому как нравятся мне мужчины постарше. Причём, намного. Видать, с той бани всё и началось, когда показал мне тот дяденька разницу между зрелым мужиком и мальчишкой озабоченным. А этот человек был просто неотразимым. На двадцать лет меня старше, но всё при нём. Сухой, поджарый, сильный и смелый. Умный и уверенный в себе. Без понтов этих, — она показала «козу», покрутив кистью вверх-вниз, — хоть и «законник», как потом выяснилось. А зачем ему было понты колотить, когда он уже всем всё доказал в этой жизни? Сидел он у нас за столиком, а я его обслуживала. Так он понравился мне сразу, что я двух слов связать не могла тогда, только лыбу давила, как дурочка с переулочка. А он шутил, подначивал, я ему тоже сразу приглянулась, он мне потом рассказывал. Когда счёт принесла, он «на чай» мне в фартук сунул тысячную купюру и номер свой к ней на бумажке из блокнота скрепкой прицепил. Старомодно как-то, но мило. Другой бы какой просто на ней бы и написал. А этот с уважением, мух от котлет сразу отделил. Позвонила я ему назавтра, когда выходной мой наступил, и завертелось всё у нас, как в первый раз. Я про себя ему не всё рассказывала, как чуяла, что не примет он меня такую настоящую, при полном параде всех моих подвигов. Притворилась мышкой серой, неудачливой и простой. Я такая и была всегда, только про опыт мой интимный не считала нужным распространяться. Можно сказать, я его не обманывала, а просто недоговаривала. Не посвящала во все закоулки моего непростого прошлого. Год мы с ним встречались, он помог сестре на ноги встать, в себя поверить. Даже упырь мой приглох, когда понял, кто на меня глаз положил. На панель перестал гонять. Попытался вытащить теперь через меня у него денег. Мол, проси, вымаливай, на что хочешь, а мне принеси. Пару раз я откупалась, только аппетиты у коряги выросли, совсем он берега потерял. Тогда послала я его к чёрту, пригрозила, что сама на него такую «телегу» вору своему прогоню, что и вякнуть не успеешь, как на два метра под землю зароешься. Он осел на пятую точку и пару недель кубаторил. Потом опять нарисовался, неугомонный урод. Мол, давай поговорим, точки над «i» поставим. Потребовал окончательную откупную, с распиской и клятвами со своей стороны о полной «омерте». Понимал, что за «помело» его подвесить могут при неудачном раскладе. Да только от жадности заломил он сумму несусветную, так что опять я его послала в пешее. Стал он грозиться всё про меня доложить, но я уже силу набрала, перестала бояться, взяла его за галстук, разъяснила душевно, что его в таком случае ожидает. Я потеряю мужа и уважение, а он жизнь свою поганую. На том и разошлись. Ведь мой человек серьёзно подумывал с делами своими тёмными закругляться, узелки завязать, посты перераспределить, денег взять и уехать, как я всю жизнь мечтала. И сестру с нами забрать из омута этого постылого. Вот счастье-то было! Я просто на крыльях летала! Забеременела от него, но сразу не сказала, ждала, когда он закончит приготовления, чтоб счастье стало полным. А тут ещё сдох мой мучитель! Инфаркт его, гниду разбил, захлебнулся он от ненависти своей и бессилия. Решила я, что вот он, мой первый звёздный час! Сходила я даже к нему на похороны, чтобы убедиться, что не вылезет вурдалак этот из могилы. Кстати, на похоронах у него немного народу было. Сына его впервые увидела там. Такой же мудак, как и папаша был. О нём позже. А я дождалась, пока все разойдутся, плюнула ему на холм могильный и пошла к своему любимому счастьем нашим делиться.