Сын балтийца - [23]
Ванюше самому не терпелось посмотреть на клинок. Он медленно вынул кинжал. Вдоль ножен четко проступала надпись: «Терского казачьего войска».
- Скольких наших братив заризали цей сталью, - сказал с тоской Илья. - Мабудь, от нашей крови такой блестящий.
- Само собой, - поддержали бойцы. - Они мастера. Айда, хлопцы, коня посмотрим, гарный конь, офицерский.
Пошли гурьбой, галдя на ходу, как гуси на дороге. Ваня шел в центре, прижимая кинжал к груди, как мать ребенка.
- Сидай на Беляка, хлопец!
И лица конников вдруг стали отчужденными. Они остановились, не доходя до коновязи, встревоженный конь ударил задними копытами. Ваня понял, что наступил момент, когда от его действий будет зависеть многое, потому что любая промашка сразу же будет известна не только в полку, но и в станице. И дело не в том, что взрослые были слишком требовательные. Ничто так не позорно для казака - а его принимали в часть «червонного казачества», - как неумение обращаться с лошадью.
Вспотели ладони, тело предательски ослабло, как говорила мать: «По ногам ударил холод». Ваня осторожно подошел к возбужденному жеребцу, один на один, народ был в стороне.
- Здравствуй еще раз! - тихо сказал мальчик. - Не подведи, пожалуйста. Ты хороший, самый лучший! Спокойно… я на тебя сяду.
Конь, ухоженный, холеный, по всей видимости, любимый прежним хозяином, разумеется опытным конником, еще помнил своего седока. Он прядал ушами, ловя привычный посвист, на который побежал бы, как верная собака. Несколько дней назад в степной балке произошла стычка. Дончак не боялся выстрелов, замахов сабель, запаха крови и предсмертных криков, но произошло неожиданное - его хозяин упал из седла на землю, и конь как вкопанный остановился, тихо заржал, тыкаясь мордой в бок казака: «Вставай, хозяин, поскакали, опережая ветер, от погони!» А хозяин лежал, и рука была непривычно холодной.
Появились какие-то люди на незнакомых лошадях. Он им долго не давался, но не мог уйти далеко от хозяина, и поэтому его поймали: повод зацепился за куст барбариса. Дончак заупрямился, рванулся, его перепоясали плеткой: «Беляк лютый! Не хочет служить Красной Армии!»
От оскорбления и боли жеребец взвился, но повод держали опытные властные руки, и пленник подчинился. А хозяин продолжал лежать на земле, не вскочил, не заступился…
Мальчик гладил дончака. Это было приятно. Такие руки боли не принесут - конь понял это. Того, кто в сердцах ударил плеткой, поблизости не было, и конь позволил мальчику взобраться в седло, взрослого бы он сбросил, затоптал, действия мальчика конь воспринимал как игру.
- Стой, попридержи!
Подбежал Илья, подошел сбоку, осторожно, без резких движений, приладил длину стременных ремешков, опоясал Ваню узким казацким пояском с кинжалом.
- С богом!
Конь пошел по двору, вышел на улицу, его не неволили, он перешел на рысь, постепенно увеличивая скорость. У Вани ветер засвистел в ушах. Мелькали ворота, то новые, еще не окрашенные, то старые с облупившейся краской неопределенного цвета, плетни с надетыми на колья макитрами - сушили горшки под молоко; обошли стороной подводы, запряженные быками, с полей везли початки молодой кукурузы. Откуда-то вывернулась блохастая шавка, но отстала, не успев забрехать.
Непривычно болтался на ремешке кинжал, он точно вырос в оглоблю, рукоятка била в грудь, а ножны стучали по ноге. Его бы за спину, наподобие карабина.
«Зря я на дядю Илью серчал, - подумал Ваня. - Научил кататься, из седла не падаю, чем не джигит».
На всем скаку, не поняв, что произошло, наездник, как гимнаст в цирке, сделал сальто через голову коня и упал на четвереньки в канаву, засыпанную золой.
Все произошло неожиданно, как выстрел из-за угла.
- Копают где попало! - вскочил Ваня на ноги, отплевываясь. - Чего копаете, проехать невозможно!
- Кажи спасибо, что золой засыпали, - сказала у плетня женщина. - Ридна маты не впизнала бы, колы бы мордой проихав по дерну.
Конь вернулся, виновато фыркнул, мол, извини, забыл, что ты не умеешь держаться влитым в седле, больше не буду.
Мальчик, припадая на ногу, подбежал, удивительно ловко прыгнул в седло.
Веса седока конь опять не почувствовал, но команде подчинился и пошел легкой рысью, вновь перепрыгнул через злополучную канаву.
За Ванюшей наблюдали казачки и детвора. Их глаза были чужими. То, что хлопец вернулся и удачно преодолел хотя и незначительное, но все-таки препятствие, спасло его от насмешек: выездка - наука трудная, не всякий «артикул» берется с первого раза, и настоящим казакам требуется постоянная тренировка.
Удивительная вещь молва! Казалось, скакал впереди нее, завернул к дому Кривошеиных, где расположился первый эскадрон, спешился и понял, что о купании в золе знали все. Вдоль плетня по обе стороны улицы стояли расседланные лошади, у их морд замерли конники, на земле лежали седла вверх попонами. Вдоль строя шел командир Цыбин.
- Сидорихин! - гаркнул он. - Ополосни физию, отряхнись и на левый фланг по причине наименьшего роста.
Цыбин в красных галифе и черной кожаной куртке дотошно проводил инспекторский осмотр. Он подходил вначале к коню, ощупывал холку, спину, ноги, как будто собирался купить коня у барышника, потом осматривал седло…
