Сын атамана - [6]

– Так куда ты собрался? – повторила свой вопрос сестрица.

– Проголодался. Думал, перехватить чего до ужина.

– Где весь день шлялся?

– На реке, раков ловил.

– А улов тогда где?

– Где-где? В реке плавает.

Делаю попытку проскользнуть к выходу, но Галина девка быстрая и ловкая. Одно движение ногой по полу и, чуть не попавшись на подножку, я отскочил назад.

– Ладно, – сестра направляется к печи. – Ложи рыбину на место, и ступай в чистое переодевайся.

– Чего так?

– Гости у нас. Друзья батькины, есаулы верховские, приехали, Филат Никифоров и Григорий Банников. Сейчас они в приказной избе, а вечером у нас будут.

– Наверное, и Андрей Мечетин с ними? – вспоминая молодого казака из ближних к Банникову людей, который с сестрой при прошлой встрече перемигивался, спросил я.

– А тебе-то что?

– Да так, интересуюсь.

– Быстро переодеваться.

В голосе старшей сестры прозвучали приказные нотки, и Никифор знал, в такие моменты, надо делать, что говорят, и не бузить.

Я вернул судака на противень и направился в дом. Прихожая, светлица и три комнаты. Вот и все жилье атамана. На стенах ковры, турецкие и персидские, столы, сундуки, лавки, большая печь, в холода согревавшая домочадцев, и покрытые слюдой окна. Вроде небогато, но функционально. Места всем хватает, тем более что у атамана это не единственное пристанище, и помимо дома в Бахмуте, имеется каменный в Черкасске, да в станице Трехизбянной деревянная изба. Для человека со своими солеварнями, пасеками, лесопилками и рыбными ловлями немного. Только надо учитывать, что не вся прибыль шла Булавину в карман, и деньги он тратил не только на свои нужды, но и на казаков, готовых в любой момент поддержать его в любом деле.

Из светлицы, отодвинув занавеску, я прошел в свою полутемную комнатку. Из сундука, стоявшего рядом с широкой лавкой, на которой спал, достал чистую рубаху, шаровары и сапоги. Быстро переоделся, грязную одежду скинул в угол, и вышел на крыльцо. И как только я там оказался, во дворе появилась троица весело переговаривающихся казаков, при саблях, но без огнестрелов.

Верховские есаулы Банников и Никифоров, загорелые мужчины лет под тридцать пять с курчавыми головами. Третий сам хозяин подворья, отец моего реципиента, Кондратий Булавин. Средних лет, красивый чернобровый и вихрастый человек. Одет в бархатный кафтан нараспашку. На ногах новые кожаные сапоги. За кушаком сабля, а в левом ухе большая золотая серьга. Идет по земле мягко, вроде как все, а в то же самое время будто крадется. По ухваткам всегда готовый к битве воин и, одновременно с этим, франт, который любит себя показать. Примерно так его современники и описывали. Теперь посмотрим, каков атаман в жизни.

– Как день прошел, Никиша? – проходя мимо, спросил батя.

– Хорошо.

– Ну и ладно. Поторопи Ульяну и Галину с ужином, а то мы голодные как волки. Да, браты? – атаман поворачивается к есаулам.

– Да-а! – поддержали они своего старшего товарища и рассмеялись, видимо, какой-то одной им известной шутке.

Атаман скрылся в доме, есаулы следом. На ходу они о чем-то переговаривались, а я грел уши, и старался понять, о чем речь. Разговор обычный. Торговля, оружие, сходить в налет на крымчаков и сколько стоит печать азовского воеводы на некий документ. Всего несколько случайных слов, а информации к размышлению на полчаса.

2

Речь Посполитая. Люблин. 06.06.1707.

Государю снился сон.

На площади солдатской слободки в Преображенском, в самом ее центре, стоял помост с черной плахой. Молодой царь Петр Романов и его генералы на лошадях находились рядом, и наблюдали за тем, как строй солдат с мушкетами наперевес, под мерный бой барабанов, выстраивался в ровный четырехугольник.

Неожиданно с примыкающей к площади узкой улочки послышались резкие звуки. Щелчки бичей и пьяные выкрики. Все внимание всадников сосредоточилось в этом направлении. И вскоре к помосту выехали запряженные шестью парами горбатых свиней сани, на которых стоял некогда роскошный гроб. Идущие рядом солдаты стегали животных плетьми, а ряженые скоморохи их направляли. За этой процессией толпой валил любопытный московский народ. Кто-то причитал, иные плакали, а подавляющее большинство горожан угрюмо молчало.

Царь подъехал к саням, и его рот исказила нервная зловещая гримаса. Топорами и палашами солдаты вскрыли гроб, и Петр Романов увидел наполовину истлевшее тело своего ненавистного врага Ивана Михайловича Милославского. После смерти этого знатного человека минуло много лет, а ненависть к нему так и не оставила сердце Петра. Самодержец Всероссийский молчал и не двигался. Тревожная тишина накрыла площадь, смолкли барабаны и любопытствующие люди, пришедшие посмотреть на потеху, не издавали ни единого звука.

Наконец, царь сглотнул и плюнул на труп, а затем резко взмахнул рукой, и солдаты потянули гроб под помост. Прелюдия была окончена, и наступило время основного действия – казни. Всю церемонию предстоящей экзекуции царь разработал сам, и как только гроб с телом умершего двенадцать лет назад боярина затянули под помост на него стали вытаскивать тех, ради кого он был построен. Заговорщиков, которые хотели скинуть Петра Алексеевича с престола.