Сядь и замолкни - [9]
Даже сама эта книжка, хотя мы и считаем её неодушевлённым предметом, тоже, можно сказать, способна переживать что-то. Наверно, не так, как ты, но буддист считает, что она является такой же частью мира, всей вселенной. Понятно, что тебе не обязательно понимать это буквально. Но меня такой подход делает гораздо более внимательным ко всему, что меня окружает.
В определённом смысле каждый из нас участвует в жизни всей вселенной. Подул ветер, и всем в парке стало прохладнее. Солнце внезапно станет чёрной дырой, и нас всех расплющит. Хоть мы даже и не думаем о том, что живём вместе со вселенной, это всё равно происходит. Мы просто не знаем об этом. Но и это наше незнание — тоже неотъемлемая часть жизни вселенной. Вот ведь!
Но откуда у нас берётся эта идея «я»? Догэн на это отвечает так: «Вот плывёт человек в лодке и смотрит на берег, и ему кажется, что берег движется. Если же он следит за лодкой, то он знает, что движется лодка, а не берег. Так и мы, когда пытаемся постичь миллиарды дхарм, опираясь на неверные представления о теле и душе, ошибочно полагаем, что наше сознание или наша душа обладают постоянством». Другими словами, наша беда в том, что мы считаем свою сущность постоянной. Мы считаем, что эту неизменную сущность нужно защищать и сохранять, всячески оберегать и мстить за плохое с ней обращение, и мы завидуем другим, таким же не существующим сущностям, и занимаемся всем тем идиотизмом, которым мы занимаемся, чтобы доказать ценность своей сущности.
По поводу кажущейся неизменности этой сущности Догэн выдаёт следующую метафору: «От дров остаётся пепел; он уже никогда не станет снова дровами. Тем не менее, не следует считать, что пепел — это будущее того, что в прошлом было дровами». Дрова — это дрова, а пепел — это пепел. Нет никакого смысла говорить о какой-то сущности, которая перешла из состояния дров в состояние пепла.
Это всё равно, что представлять себе, будто нечто сначала было комком хлопка, который доставили на Тайвань, там это нечто превращается в футболку, на которую наносится принт каких-то хайрастых металлистов, которая затем продаётся по явно завышенной цене прыщавому подростку и носится им три года, после чего превращается в кухонную тряпку, потом в игрушку для кошки и заканчивает тем, что тлеет где-то на мусорке, постепенно превращаясь в грязь. С самого начала футболка, с материалистической стороны, как «форма», была всего лишь соединением ткани и краски, а с идеалистической стороны, как «пустота», представляла собой логотип металлической группы с вкраплением жадности продавца, стремящегося подзаработать на подростках. И мы с тобой не сильно от этого отличаемся. Каждый из нас тоже всего лишь переходная фаза одного из комков материи и энергии, из которых состоит вся вселенная. И вся вселенная — такая же часть нас, как и мы — часть вселенной.
Тогда, если представление о «я», переходящем из прошлого в будущее — это ошибка, то как же правильно? Догэн говорит: «Помни, что в мире Дхармы дрова находятся на месте дров. У них есть прошлое и будущее. Но хотя у них есть и прошлое, и будущее, они отрезаны. И пепел в мире Дхармы находится на месте пепла. У него есть прошлое, и есть будущее. Дрова, став пеплом, не станут вновь дровами». Наше прошлое и будущее отрезаны от настоящего. Мы не можем пересмотреть прошлое или быстренько перемотать в будущее. У нас есть лишь «сейчас» и только «здесь». И чтобы мы не упустили смысла метафоры, он добавляет: «Также и люди, умерев, не оживают».
Но если даже жизнь и смерть не могут считаться чем-то, происходящим с нашим «я», то как же тогда быть? «Жизнь — это моментальное состояние, смерть — тоже моментальное состояние. Это то же самое, что зима и весна, например. Мы ведь не говорим, что зима становится весной, а весна превращается в лето».
В довесок, позволь, я добавлю немного от себя ко всей этой теме про «своё я». Из всей необъятной вселенной ты выбираешь маленький фрагмент, называешь его собой и считаешь его своим. Знаешь, считать, что ты являешься своей собственностью — это как-то странновато. Однажды, в детстве, ты обращаешь внимание на этот фрагмент вселенной, и твои родители, учителя и друзья прямо или косвенно говорят тебе, что это и есть твоё уникальное «я». Они даже могут называть это твоей душой. Тебе говорят, что она есть у всех и у всех она уникальна, индивидуальна и навечно отделена от остальных. Ты принимаешь такое объяснение и строишь на нём все свои отношения с окружающим. Это совершенно естественно, потому что все известные тебе религиозные, научные и философские взгляды строятся именно на таком основании. И никакой альтернативы у тебя просто нет. Поэтому, когда тебе попадается книжка какого-то древнего японского чувака, который говорит другое, то понять это другое оказывается очень трудно.
Однако есть относительно небольшая и исторически малозначимая группа людей, выглядящих, честно говоря, слегка «не в себе», которые называют себя буддистами и утверждают, что этот привычный и практически всеобщий способ восприятия мира полностью ошибочен. Более того, они утверждают, что каждый может убедиться в этом, если приложит определённые усилия и выглянет за рамки обычного способа восприятия мира. И ещё они утверждают, что если мы отбросим этот ошибочный взгляд, то вся наша жизнь станет неизмеримо лучше. Но чтобы отбросить этот ошибочный взгляд, говорят они, нужно приложить определённые усилия, так как он очень привязчив в силу своей привычности, и подавляющее большинство населения мира принимает его без всяких вопросов.
Ни одно из мифических существ не является столь же обычным для дальневосточного искусства и литературы, как дракон. В Книге первой систематически приведены самые интересные цитаты относительно драконов в Китае, выбранные из колоссального количества отрывков из китайской литературы с упоминанием этого божественного животного от древнейших времен до современной эпохи. Книга II говорит о драконе в Японии в свете фактов, приведенных во Введении и Книге I.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.