Святой язычник - [52]

Только тогда Анастасия его заметила. К счастью, она не завизжала, как глупая девица, не бросилась наутек и даже не стала прикрывать руками обнаженное тело. По выражению лица подростка она поняла его состояние, приветливо улыбнулась и жестом подозвала мальчика. Когда тот несмело подошел, держа одежду на вытянутой руке, купальщица накинула сарафан и, усевшись с мальчиком на песок, завела беседу.

– Настя, – указала она на себя.

Подросток понимающе закивал головой. В отличие от взрослых, он сразу поверил, что перед ним настоящая гречанка. Местные девицы вели бы себя совсем иначе. Мальчик сообразил, что собеседница желает узнать, как его зовут, и ткнул себе пальцем в грудь:

– Гриня.

Анастасия указала на детинец, потрясла в воздухе воображаемым копьем и назвала еще одно имя:

– Громыхало.

При этом она вопросительно посмотрела на паренька. Тот радостно вскочил. Кто же не знает Громыхало? Первый богатырь в дружине Великого князя!

– Громыхало! – повторила гречанка, решительным жестом указав на свои босые ноги.

Все ясно: она желает, чтобы богатырь как можно скорее пал к ее ногам. Гриня понимающе кивнул и стремглав помчался на княжеский двор. Проскользнуть мимо стражника и найти оного дружинника не составляло для него никакого труда.

Не успели гречанки обсохнуть, как Громыхало и сам Добрыня в сопровождении ватаги ребятишек прискакали на песчаную отмель. Удивлению их не было предела.

– Как вы здесь очутились? Откуда на вас наряды блудниц? – могучим басом спросил Добрыня.

– Решили по Киеву прогуляться под видом местных жительниц, – честно призналась Анна.

Дружинник и воевода расхохотались.

– Как это вас камнями не побили?

– А мы убежали.

– Придется вас назад верхом везти – иначе киевляне прохода не дадут.

– Мы готовы, – радостно заявила принцесса.

– А на лошадях удержитесь? Кони-то с норовом.

Анна подошла к вороному, на котором прискакал Добрыня. Конь бил копытом, раздувал ноздри и яростно грыз удила, которые воевода не успел вынуть изо рта. Не то что сесть – подойти страшно. Принцесса смело погладила боевого коня по шее, что-то шепнула ему на ушко и вдруг птицей взлетела в седло. Мужи только ахнули. Вороной, почувствовал чужака, встал на дыбы, но Анна уверенными движениями укротила его, и конь послушно пошел трусцой. Мальчишки завизжали от восторга. Примеру Анны последовала Анастасия, оседлав коня Громыхало.

– Ну, мы поскакали! – озорно воскликнула принцесса.

– А мы?

– Догоняйте.

Подруги голыми пятками пришпорили коней и взлетели на гору. Мальчишки неслись следом, а уж за ними брели Добрыня и Громыхало. Анна и Анастасия, словно амазонки, проехали через весь Киев мимо свиней, с которыми недавно валялись в одной луже, мимо собак, которые снова их облаяли, и мимо торжища, где люд аж рты разинул. Вот тебе и блудницы! Даже стражник не посмел путь преградить.

А Гриня с тех пор безвылазно пропадал в детинце в надежде увидеть Настю. Они часто встречались и много времени проводили вместе. Паренек постепенно познакомился с греками, заполонившими княжеский двор. Они научили его грамоте. Мальчик пристрастился писать лики Божии. У него появилась мечта воплотить Настю в образе Богородицы. Он даже стал посещать первую церковную школу, основанную греками. Родители, когда узнали, избили сына. Говорили, что лучше бы в рабство его продали. Выручила Настя, заплатившая отцу целую гривну. Гриня перебрался жить в монастырь и принялся усердно постигать греческие науки, по-прежнему чуть ли не ежедневно встречаясь с очаровавшей его византийкой.

Забота восьмая. Свержение кумиров

Не боги это, а просто дерево.

Варяг Феодор

Лучшие мужи Руси собрались на княжеском дворе. За длинными дубовыми столами сидели вместе воеводы и юные гридни, градские старцы и князья подвластных Киеву племен, седовласые волхвы и греческие священники в черных ризах. Нашлось место и простому люду. Челядь выкатила огромные бочки с виноградным вином, хмелем, вынесла чаны с сытой и медовухой, заставила столы икрой, рыбой, птицей, дичью и другими яствами, но никто не прикасался ни к еде, ни к питью. Все ждали Великого князя, и тот вскоре вышел на красное резное крыльцо в сопровождении дядьки Добрыни.

Владимир торопился. Ему не терпелось поскорее вернуться к своей возлюбленной. Поэтому, не обращая внимания на оглушительный приветственный рев, он уселся на высокий дубовый трон, изукрашенный золотом и искусной резьбой, и сразу перешел к делу:

– Речите, други!

Первым поднялся киевский боярин Претич и с глубоким поклоном обратился к Владимиру:

– Великий князь! Не гневайся на нас, неразумных, что не можем своим малым умишком охватить твоих великих замыслов, а потому отрываем тебя от утех свадебных…

– Чего же ты не уразумел? – нетерпеливо заерзал на троне Великий князь.

– Не могу понять, княже, какой бог у нас теперь главный.

– Христос! – недолго думая, выпалил Владимир и вызвал настоящую бурю.

– Слава Иисусу! – заорали христиане.

– Перун! – громыхали гридни, не участвовавшие в походе на Херсонес и потому некрещеные.

– Род! Род главный! – не менее яростно кричали волхвы.

– Велес! – не отставали смерды.

Молчал лишь Претич. Он терпеливо дождался, пока утихли крики, и снова спросил: