Святой язычник - [54]

Несмотря на тесноту, никто не осмеливался приблизиться к деревянным идолам. Перед Перуном, раскинув руки, словно защищая его, стоял волхв Ган и грозно вещал:

– Страшитесь! Перун разгневан! Грозная кара ждет отступников! Ужасные лишения и беды падут на головы тех, кто отринет богов своих предков…

Грохот оружия заглушил пророчества волхва. Это строй дружинников вклинился в толпу и проложил дорогу Великому князю. Тот стремительно въехал на капище на белом коне. Красное корзно, словно стяг, гордо веяло за его плечами. На всем скаку конь подлетел к Гану и резко остановился, едва не уткнувшись мордой в седую бороду волхва.

– Прочь с дороги! – запальчиво закричал Владимир, грозя старцу копьем.

– Опомнись! – поднял посох Ган. – Не равняйся с богами! Не смей свергать кумиров! Ты хоть и Великий князь, но не бог, а человек. Не тебе тягаться с Перуном! И сам пострадаешь, и Русь в пучину ввергнешь.

– Я их воздвиг – я их и свергну!

– Не посмеешь! – запальчиво воскликнул волхв.

– Ты мне не дашь?

– Христос убивать запрещает!

– Уйди! – взъярился Великий князь. – Возьму грех на душу!

– Пусть меня принесут в жертву! – воскликнул Ган, воздев руки к небу. – Лучше смерть, чем позор!

Остальные волхвы сгрудились за Ганом.

– И нас в жертву! – выкрикнул один из них. – Отдадим Перуну свою кровь и свою жизнь!

Владимир взмахнул копьем, но вдруг опустил его. К нему подъехал Добрыня:

– Порешить всех одним махом – и дело с концом.

– Нет, не хватало нам еще мучеников.

Повернувшись к Громыхало, Владимир приказал:

– Убрать!

Дружинник понимающе кивнул, неспешно подошел к Гану, легко сгреб его в охапку и отнес в сторону. Остальных волхвов дружинники попросту разогнали.

Великий князь, объехав на гарцующей лошади каменный жертвенник, почти вплотную подъехал к Перуну и, уткнув железный наконечник копья в искаженный устрашающей гримасой рот идола, попытался свергнуть его с постамента. Тот, прочно закрепленный в основании, даже не шелохнулся.

– Подсобим князю! – обратился к дружине Добрыня.

Сразу несколько копий воткнулось в истукана. Кем-то ловко наброшенный аркан на голову идола крепко зацепился за золотые усы.

– И… раз!

Перун покачнулся и под восторженные крики толпы рухнул на деревянный настил. От удара дубовая статуя вдруг подпрыгнула и, кувыркнувшись, полетела в толпу. Народ в ужасе шарахнулся в стороны. Гридень, набросивший аркан, отчаянно вцепился в веревку, которая зазвенела, как туго натянутая тетива. Никого не задев, идол рухнул к ногам люда. Серебряная голова с золотыми усами отвалилась и упала к ногам Владимира. Народ вначале взвыл, а потом принялся неистово оплевывать и чем попало колотить истукана. Дружинник, похваляясь, протянул статую по земле.

– Что делать с ним, княже?

Владимир гордо задрал голову:

– Не пойму, где же грозные молнии? Аль Перун совсем обессилел?

Взрыв хохота потряс капище: на небе не было ни единого облачка.

– Может, кто слышал раскаты грома?

– Что-то не слыхать, княже, – насмешливо ответили из толпы.

– А ты, Ган, ничего не слышал?

Очи старца сверкнули, словно молнии:

– Расплата придет! Перун испепелит всех и превратит в прах!

Владимир расхохотался:

– А мы Перуна в воду. Подмочим его молнии! Он оборотился к гридню: – В Днепр его, друже!

Тот весело свистнул и, взяв с места в карьер, потянул идола к реке. Народ с гиканьем и улюлюканьем бросился следом, с восторгом наблюдая, как обезглавленный кумир то рыхлил землю, то громко стучал по деревянному настилу. Славная потеха!

Остальных богов изрубили в щепки и сожгли в негасимых кострах.

Забота девятая. Кружева заговоров

…Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.

Евангелие от Матфея, 5, 45

Негасимые костры выгорели дотла и погасли. Больше некому было поддерживать в них огонь. Все волхвы во главе с Ганом ушли из Киева. За ними увязались детвора и сердобольные женщины, но за околицей отстали. Лишь одна неизвестная, закутавшись с головы до пят в хламиду, продолжала упорно идти за процессией. Уж и Киев скрылся за горой, и речку Лыбедь перешли вброд, и вошли в густой темный лес, а женщина все еще плелась в хвосте шествия.

Ган объявил привал и жестом подозвал к себе незнакомку. Он не мог допустить, чтобы случайный человек знал о месте пребывания волхвов.

– Кто ты? – спросил он настойчивую преследовательницу, лицо которой почти до самых глаз было закрыто льняной тканью.

– Друг.

– Скрывают себя враги, а не друзья.

Однако незнакомка не собиралась открывать лицо.

– Враг у нас один. Из-за него ты изгнан из Киева.

– И кто же он?

– Не он, а она. И зовут ее принцесса Анна.

– С чего ты взяла, что она – враг?

– Это она окрутила Владимира. Это она уговорила Великого князя снести священный пантеон. Это она наводнила Киев греками. Это она виновата во всех наших бедах. Надо ее извести, и все вернется на круги своя!

– Поздно, – вздохнул жрец.

– Еще не все потеряно, – смело возразила неизвестная. – Смерть Анны навеки поссорит Византию и Русь. Владимиру придется отказаться от греческого бога и вернуться к вере отцов.

Ган задумчиво погладил бороду.

– Ты хоть и женщина, а говоришь, как мудрый муж.