Святой Вроцлав - [83]

— Ну что, так и будем ходить? — шепнул он. — Нам ведь и жизни не хватит, чтобы все здесь проверить. Кровью же истечем.

— Да, так и будем, даже если истечем кровью. Пошли. Нас ждет второй этаж.

Голос отражался от стен.

Поднимаясь на лестничную площадку, Михал с удовольствием держался за черный поручень; этого удовольствия он испугался так, что плетка упала на спину не раз, а целых два. Он упал, стукнувшись головой о ступеньку. Парень лежал замороченный, но и изумленный неожиданной утратой вертикали, он потянулся, как будто бы только что открыл глаза от сна, а ухо его расположилось настолько неудачно, что он услышал песнь Святого Вроцлава.

Поначалу зазвучали военные барабаны, мерно стучащие в королевской аллее, потом трубы и флейты, и наконец песня из тысяч глоток, наполненная надеждой, но и печалью, как будто бы это изгнанники плакали по утраченной стране. Картины, вызванные гипнотической мощью звука, появились уже сами — нить ополчения вилась где-то на горизонте, рыцари в погнутых доспехах, на конских скелетах, сами бородатые, словно их тащили за волами через всю Святую Землю. И этот образ уже пропал, десятки женщин ожидали в своих домах, с детьми у истосковавшихся по ласкам грудей, с руками на горшках и грязных трусах, с глазами, повернутыми в сторону горизонта. Михал и не знал, что столь сильно печалились и тосковали во времена, когда Интернет не придумали. И дальше — мужики резали шляхту по лесам, гудели танки, свистели бомбы, города горели багровым заревом, старики бежали из пылающих домов, а среди умиравших прогуливался Бог. Михал выпучил глаза, ну да, ему хотелось продолжать слушать, он никогда не мог подумать, будто бы может существовать столь же прекрасное. Возможно ли такое, но там он узнал себя: он был мужиком, был рыцарем, был парнем с коктейлем Молотова. Он бы еще попробовал чего-то узнать, но перепугавшийся Томаш схватил его под мышки, толкнул на стенку, а Михал припал к ней и восторженно лизал языком, и тогда Томаш начал лупить его плеткой изо всех сил, так что на спине появились новые рубцы. Окончательно решил дело крепкий удар в челюсть.

— Что я слышал… Что я слышал… — Михал завращал белками ничего не понимающих глаз. При этом ему достался еще и контрольный удар в скулу. Лично я и предполагать не мог, что Томаш бьет по морде с той же точностью, с которой прочищает каналы в зубах.

— Б-блин, извини, — выдавил из себя Михал и сплюнул кровью.

И вновь:

— Чего я слышал…

На втором этаже лежали тела, точнее — их остатки, еще теплые и дрожащие — кости предплечий с клочьями мяса, головы без кожи, с выковыряными глазами, вырванные кисти рук сплетались одна с другой, повсюду пропитанные кровью остатки одежды. Некоторые несчастные каким-то чудом до сих пор жили. Слепые, обезумевшие от боли, они ползали по полу. Его прикосновение притупляло страдания. Это были паломники. Вот как приветствовал их Святой Вроцлав. Томаш пытался отвести взгляд, но не мог. Тела валялись и в квартирах, одно из них застыло с головой на подоконнике, скальп спадал на спину..

Михал с Томашем шли молча, осторожно ставя ноги. А потом увидели Малгосю.

Она стояла босиком, в одной рубашке. Томаш посветил фонарем, не веря, что это она. Очень бледная, без единого изъяна, без единой видимой под кожей жилки, с головой, будто бы громадная жемчужина. Только волосы чуть ли не до пояса, ногти на ногах выросли настолько, что даже поломались. Свежая кровь блестела на руках, по самые локти, на подбородке и на губах. Малгося зарычала, словно зверь, приоткрыв зубы. Те тоже сделались крупнее и светлее. Она что-то жевала.

Даже и не знаю, кто из них был ошеломлен сильнее. Томаш попросту застыл с вытянутым вперед фонарем. Слово на кончике языке так никогда и не было произнесено. Михал же без толку двигался, поднимая и опуская руки, он сделал шаг вперед и тут же отступил.

— Так вот ты где, — сказал он.

За Малгосей появились другие — красивейшие в свете люди. Святой Вроцлав вернул молодость старикам, убрал горбы, морщины и опухоли. Такие прекрасные! Бледные и побелевшие, с огромными глазами и полными губами, они собирались полукругом, длинноволосые, с ногтями, словно когти. У мужчин выросли бороды. Каждый был одет в лишь бы что, а то и вообще ничего — женщины обнажали круглые груди, мужские члены стояли торчком, крепкие шеи замечательно удерживали головы без ума. Их было много. Бесконечно много. Окровавленные, они появлялись из квартир целыми дюжинами, спускались с высших этажей. Томаш оглянулся — путь к отходу отсекла людская стена. И эта стена двинулась.

Михал отбросил плетку, поднял свой нож будто меч. Томаш достал пистолет, его ствол дрожал. Но ведь не выстрелит же он в собственную дочку. А вот если застрелить кого-нибудь другого, может быть эти, словно звери, разбегутся, увидав первый же труп из своих. Ну да, в этих глазах ничего человеческого не было видно.

— Эй, назад! Ну что, не слышите, что ли? — предупредил он.

Но те не остановились, охватили пришельцев в кольцо, отталкивая под стену, в сторону открытой шахты лифта.

— Эй, дальше уже ни шагу, — произнес Томаш, но как-то слабо, без уверенности. Он понимал, что никто не остановится. Даже Малгося.