Святой Вроцлав - [82]

Ешь.

* * *

— Ну, и что теперь, шеф? — спросил Михал.

Они стояли в темноте. Я думаю, у них в головах не умещалось, что план будет разыгран без единой фальшивой нотки. Паломники отвлекли на себя внимание полиции, оставляя беззащитным мягкое подбрюшье кордона. Теперь Михал с Томашем находились на пороге Святого Вроцлава, а ноги не слушались, потому что нужно было идти. Паломники пробили им путь — те, которые могли, бежали чуть ли не вслепую, теряя ботинки и палки. Они достигали первых же попавшихся черных дверей и терялись в средине. А там уже замолкали.

— Разделяемся?

Михал мотнул головой.

— Думаешь, это больно? — заметил Томаш.

А было таки больно. Первый удар прошел как-то и незаметно, если не считать отзвука кожи, бьющей по коже. Запекло. Томаш прошипел сквозь зубы и потом уже не сдержался — взвизгнул и упустил плетку, а тут еще нога подвернулась, и он упал крайне неудачно, прямо на лицо.

— Я справлюсь, я справлюсь, — повторял он, неуклюже поднимаясь с земли.

— Через каждые двадцать шагов?

— Ну да. — Томаш отряхнулся. — Нет, разделяться не будем. Один не опережает другого. Если кто-то на нас идет, спрашиваешь один раз, а потом в дыню. Если один падает замертво, другой валит к чертовой матери, — он закурил, с трудом удерживая сигарету в трясущихся пальцах. — Обманываться не стоит. Ожидать друг друга нет смысла, молодой.

— Томек?

Мгновение колебаний. Старший прикусил губу.

— Нечего ждать. Забирай ее и живи.

Их заморозил на месте крик, похожий на тот, который Михал слышал у себя в квартире, на вопль Фиргалы, но тут множество Фиргал вопили одновременно — это вопили паломники. Уже набегали и следующие, но назад не побежал никто. Томашу показалось, что с кого-то там живьем сдирают кожу, и он ни чуточки не ошибался.

В окне первого этажа мигнуло перепуганное лицо. Этого паломника Томаш даже знал из виду, крутился один такой по Черному Городку с горящими будто свечи глазами. Сейчас же он пытался выбить стекло собственной головой, что-то дернуло его за волосы, за ухо. Вопль затих вместе с отзвуком падения.

— Хреново, — сказал Томаш. Плетка впилась в кожу на его спине.

Они вытащили оружие. Томаш — пистолет, Михал — здоровенный кухонный нож; как только он стиснул рукоятку, он тут же почувствовал беспомощность, она буквально разъедала глаза..

Все так же по сторонам раздавались вопли, кто-то из паломников пытался убегать — через открытое окно выскочил на козырек над дверью в подъезд, но упал крайне неудачно — сломалась нога. И вот он полз в их сторону, кашляя и давясь слюной. Что бы там его не напугало, осталось в доме. Оно разрешило уйти, а точнее — отползти, раненный пополз в кусты, лишь бы подальше, вопя Томашу с Михалом, чтобы они удирали. Ступня его торчала под необычным углом. Он еще присел на корточки на одной ноге, а когда четко увидел пару мужчин, еще громче завопил, чтобы они отсюда съебывались.

— Заткнись уже, — Томаш и сам не верил, что произнес эти слова.

— Где она? — совершенно по-дурацки спросил Михал, ведь кто мог знать, не прикорнувший же под деревом паломник. Тяжелые ветви опадали ему на спину. Святой Вроцлав — все это звучало приятно, когда они планировали, как сюда пройти — а ведь это место состояло из жилых домов, детского сада, лицея, гаражей и костела, считая на круг: несколько тысяч помещений, плюс крыши и то, что могло быть изменено. Они же разыскивали одну-единственную девушку, боясь даже позвать ее по имени. Было холодно, спина болела. Хлопок, плетки ударили синхронно. Михал подавил плач и огляделся. А может они мучатся напрасно? Ни за какие сокровища ему не хотелось бы здесь оставаться, хотя место казалось удивительно знакомым.

Они не знали, где искать, так что выбрали первый попавший подъезд, ирония судьбы заключалась в том, что именно здесь все и началось. Томаш привстал перед входом, привязал фонарик к руке, стиснул рукоятку пистолета. Потом ударил себя плеткой и бросил ее на пол, не позволяя Михалу ее поднять.

Их окутал теплый мрак. Они всего лишь вошли на лестницу, а свет снаружи исчез; если бы не фонарик, они бы разбили себе зубы на этих ступеньках. Прохлада ранней весны, столь мучительная для полуголого тела, пропала без следа. Михал с Томашем прикоснулись к черным, теплым стенам. На ощупь приятные, вроде бы и твердые, но они чувствовали, что те лопнут, если нажать покрепче. Стена — словно человек, подумал Томаш. И тут же вступил в что-то мокрое.

Из подвалов доносилось легкое дуновение, зато двери лифтов были выломаны. Кабина должна была висеть где-то наверху — Томаш осветил болтающиеся в воздухе тросы. А вот внизу что-то поменялось, лежали инструменты, бетон разбит в глубину и в сторону, наверняка лифтовую шахту соединяли с подвальными помещениями. Так вот что делали здесь эти несчастные, подумал Томаш чуть ли не расхохотавшись, они в стенах колупались.

Тихо, как маком посеяли. И никого. Наши герои пошли по коридору первого этажа, заглядывая в очередные квартиры. Двери были распахнуты, везде одно и то же — комнаты без людей и мебели, туалеты, из которых было вынесено все, включая газовые колонки и настенные мыльницы; из кухонь пропали даже раковины. Михал чувствовал себя так, словно шел по погребальному заведению. А еще он никогда не мог предположить, что спина способна так болеть.