Святой праведный Феодор Ушаков - [2]

Звуки настоящего и прошлого перемешивались в нем, наплывали один на другой, заставляли вздрагивать, озираться. Зашелестел камыш у берега — и зашуршали, захлопали паруса у Ахтияра, каркнул где-то ворон — и послышалась последняя скорбная молитва над зашитыми в белый саван морскими служителями. Вот идут куда-то матросы, весело застучали топорами плотники, вот где-то рядом метнулся карп — и тут же раскаленное ядро шлепнулось в воду… Мелькнула ласточка — и теплая женская улыбка согрела сердце. Напрягаясь, всматривался в своих боевых командиров — Дмитрия Сенявина, Ивана Поскочина, Ивана Селивачева, Александра Сорокина, Гавриила Голенкина, Евстафия Сарандинаки. Молодцы! Хорошо ведут корабли!

…Простерлись в выси хоругви с образами покровителя плавающих и путешествующих святителя Николы и преподобного Сергия Радонежского чудотворца, к которым не раз обращал свои молитвы в трудные и торжественные минуты. Выстроились в парадной колонне храмы, в которых он был на службах, в которых молился об избавлении от духа праздности, уныния и празднословия, о даровании крепости душевной, о посылке ангелов небесных, сохраняющих и избавляющих всякого зла, просил даровать всему боголюбивому воинству на супостаты одоление, избавление от козней лукавого, Веры непорочной соблюдение.

Вот проплыла церковь Богоявления — на острову, где крестили его, вот грандиозный Никольский морской храм в Санкт-Петербурге, рядом Кронштадтский деревянный Архангельский, приземистая греческая церковь в Ливорно, родной севастопольский святителя Николая, а вот и радостный с витражами храм Спиридона Тримифунтского на Корфу и теплым духовным очагом предстает корабельная каюта-храм с малым алтарем и иконой Богородицы. И закрывать глаз не надо — разрезает зеленые волны, двигается в дали небесные Санаксарский монастырь. То все были бастионы его духа, боевого духа его моряков…

Набежал ветер, пытаясь закутать, запеленать одинокого адмирала, а тот отстранял его рукой, пробуя задержать видения и прошлое. Вдали от моря заканчивал жизнь величайший флотоводец Отечества. Казалось, слава покинула его навсегда. Покинула раньше, чем закончилась жизнь. А может, и впрямь море не было российской стихией тогда, может, и не могли оценить истинное величие несухопутного гения в России? Ведь чуть более ста лет назад лежала страна наша на Великих восточно-европейских равнинах, отрезанная от морей и океанов, являя собой обширную сухопутную державу, вроде бы и не помышляющую вырваться на морские просторы.

Удаление от моря

Ушаков был удален от моря в начале XIX века, в преддверии грозного наполеоновского нашествия. Тогда-то и раздался чей-то панический и усталый голос: «Все! Хватит тратить средства на морской флот. Россия не морская держава». Будто бы и не было славных побед на морях, словно не бороздили Балтику и Черноморье, Белое и Охотское моря отечественные корабли, словно не трепетал дотоле в Средиземноморье и Атлантике Андреевский флаг. Может быть, проявилась тут и та боязнь морских просторов, сухопутная ограниченность, что всего сто двадцать лет назад была образом мыслей некоторых правителей Российского царства? Правителей, возможно, да, но не народа, не русских людей, не потомков древних русичей, которые ходили по Днепру, Десне, Днестру на дальние расстояния. Путь из «варяг в греки» имел на своем протяжении все водные пути — речные, озерные, морские. Новгородцы и киевляне умели управлять кормилом, веслом и парусом. Привычным, обычным и понятным тогда для русского человека было море. На юге оно так и называлось Русским и подчинялось как корабельным дружинам князя Олега и Святослава, так и караванам купеческих судов, а на Севере плавали славяне от знаменитого острова Буяна — Рюген в «царства Салтанов». Древнейшие славянские очаги были очагами морской выучки и мастерства.

В вышедшей в конце XIX века в Англии книге морского историка Ф. Джена «Русский флот в прошлом, настоящем и будущем» отмечалось:

«Русский флот, который считался сравнительно поздним учреждением, основанным Петром Великим, имеет в действительности больше права на древность, чем флот британский. За столетие до того, как Альфред (король англосаксов, царствовавший с 870 по 901 год) построил британские корабли, русские суда сражались в морских боях: и тысячу лет тому назад первейшими моряками своего времени были русские».

Жестокое татаро-монгольское иго захлестнуло петлю и на морских устремлениях Руси. Однако «морское тяготение» — естественное качество всякой великой нации. Не затухает мастерство корабелов на реках. Строятся ладьи, барки, лодки на Волге, Оке, Дону, Днепре, Северной Двине, на Ильмене и Москве-реке. Очаги морского тяготения сохраняют морской статус нации. Один на Севере — Белое море, Архангельск, Холмогоры, где независимые и сноровистые поморы делали прочные и ходкие ладьи и кочи, способные достичь не только обильной тюленями Матки (Новой Земли), но и далеких мурманов (Норвегии), соревнуясь с ними в мореходном искусстве. Второй очаг был на диком, зловещем для России и Украины юге, ибо там готовились очередные турецко-крымские набеги на их земли, сопровождаемые насилием, убийством, пожарами. Там же, на юге, на Дону и Днепре, были два вольнолюбивых бастиона, с существованием которых мирились и в боярской Москве, и на гетманской Украине. Донские и запорожские казаки играли роль щита для восточно-славянских земель. И еще были они прекрасными мореходами — казачьи струги, «чайки» бесшумно скользили по рекам и морю, и, оказываясь под стенами Синопа, Трапезунда, работорговой Кафы, Варны и даже у стен Константинополя, их молниеносные десанты наносили удары по вековечным обидчикам и опять исчезали в пространствах моря.