Святой Грааль. Во власти священной тайны - [63]

Напротив, пребывание Святой Крови в Фекане (Нормандия) породило множество противоречивых сказаний. Они представляют для нас огромный интерес, ибо уверенно датируются периодом, предшествующим эпохе создания романов о Граале. Примерно в начале XII в. монахи сочинили «Liber de revelation» («Книгу Откровений»), в которой требовали освобождения от налогов в пользу архиепископа Руанского; в этом документе утверждалось, что аббатство основано прежде утверждения архиепископской кафедры, и поэтому вправе пользоваться особыми правами и привилегиями. В «Liber de revelation» описываются чудеса, произошедшие от Святой Крови, например, то, как священник соседней приходской церкви Исаак видел, что во время совершаемого им освящения Даров вино пресуществилось в самую настоящую кровь, которая и поныне хранится в Фекане.

Бодри де Бургойль, епископ города Доль в Бретани, в последующие времена, но не ранее 1120 г., посетил это аббатство и засвидетельствовал пребывание здесь великой святыни: «Custodia sanguinis Domini Iesu, humati a Nicodemo, ut testatur B. Ioannes, de membris recollecti» («Страж Крови, собранной из членов Господа нашего Иисуса Христа, положенного во гроб Никодимом, как о том свидетельствует блаженный Иоанн…»). Перед нами еще одно веское свидетельство бытования предания, сложившегося раньше романов о Граале, но уже связывающего собирание крови Иисуса — со Снятием со Креста и Положением во Гроб. По столь краткому упоминанию трудно судить о том, испытывал ли Будри сугубо благочестивые чувства, когда писал эти строки о Святой Крови, или же его пиетет перед этой святыней был поколеблен знакомством с различными версиями легенды о ней.

В следующие десятилетия этого же века получила распространение одна весьма примечательная легенда. В ней говорилось, что, помогая Иосифу Аримафейскому положить тело Иисуса Христа во гроб, Никодим собрал и всю жизнь бережно хранил запекшуюся кровь, вытекшую из ран Спасителя. Умирая, Никодим завещал хранить ее своему племяннику Исааку, которому был глас с неба, повелевавший запечатать сосуд со Святой Кровью свинцом, спрятать его внутри ствола фигового дерева и бросить оное в море. Фиговое дерево прибило к берегам Нормандии, с тех пор это место стало называться Ficus campus (Финиковое поле), или Фекан (Fecamp). Как раз в том месте, где пристало фиговое дерево, было основано аббатство. Однако лишь Ричард I, герцог Нормандии, обнаружил забытые реликвии и сокрыл их внутри круглой колонны возле алтаря, на который возлагаются Святые Дары.

Эта легенда, видимо, сложилась после 1171 г., ибо было бы странным, если бы герцог вместо того, чтобы выставить столь великие реликвии для всеобщего поклонения, утаил бы их. В 1171 г. феканский аббат Анри Саллийский объявил о втором обретении реликвий, представших вскоре перед взором всего народа. Поэтому было бы логичным предположить, что эта легенда сложилась сразу же после второго обретения реликвий, то есть между 1187 и 1200 гг.[138].

Аналогичные события, свидетельствующие о поразительных контактах, совершались и по ту сторону пролива Ла-Манш. После завоевания Англии норманнами в 1066 г. Гластонберийское аббатство было вынуждено платить дань нормандскому аббату, который пытался заменить традиционный Григорианский распев новым, сочиненным Гильомом Феканским, и спровоцировал тем самым восстание, во время которого были убиты несколько монахов. В 1126 г. гластонберийским аббатом стал Анри Блуаский, известный также тем, что именно ему Уильям Малмесберийский посвятил историю Гластонбери, написанную им с целью доказать, сколь древен Гластонбери, который, следовательно, не может зависеть от городов, например от Кентербери, основанных в более поздние времена. Цель книги и духовная атмосфера, в которой она написана, понуждают нас вспомнить феканских монахов, сочинивших точно такой же трактат за тридцать лет до описываемых событий. Не менее интересно и то, что Анри Саллийский, феканский аббат, объявивший о втором обретении реликвий, приходился племянником Анри Блуаскому. И еще одно совпадение: в 1191 г., когда Анри Саллийский был епископом в Гластонбери, в аббатстве были открыты останки короля Артура и Гвиневры. Мы видим, сколь сходные события волновали насельников этих аббатств, — и, возможно, эти совпадения обусловлены личными контактами.

Хотя ни легенда, сложившаяся в Фекане, ни вейнгартенская миниатюра не свидетельствуют о том, что кровь Христа собрал Иосиф Аримафейский, тем не менее они вносят в апокрифическое Евангелие весьма важную поправку, указывая, что кровь была собрана во время Снятия со Креста, — и именно так эти события описаны в романе Робера де Борона.

Святая Кровь, которая в научных кругах часто, хотя не слишком обоснованно, связывается с историей Грааля, является самой почитаемой в Брюгге реликвией. Считается, что Святую Кровь доставил из Святой земли отец Филиппа Фландрского — Тьерри Эльзасский[139]. На его надгробии в Уоттене в эпоху позднего Средневековья была сделана надпись, гласящая, что Тьерри «четырехкратно посещал Святую землю, а вернувшись, привез с собой Святую Кровь Господа нашего Иисуса Христа…». Хроники позднего Средневековья указывают даже точную дату этого происшествия: 1148 или 1150 г. Однако первые свидетельства пребывания в Брюгге столь великой святыни появляются не ранее 1256 г. И хотя древнейшие хроники часовни св. Василия, в которой хранится эта святыня, утрачены, совершенно очевидно, что предание о том, как Тьерри привез реликвию, довольно позднего происхождения. Мы вправе были бы ожидать, что приобретение столь важной святыни было бы отражено во фламандских летописях, между тем история этой святыни нам совершенно неизвестна. И все же, если информацию о происхождении Святой Крови в Вейнгартене можно признать достоверной, то эта реликвия изначально принадлежала Балдуину V Фландрскому, затем ее хранителем стал Балдуин VI, а Юдифь Фландрская унаследовала лишь часть святыни, которую и завещала Вейнгартенскому аббатству. Все это кажется правдоподобным, но, поскольку невозможно доказать, что вейнгартенская реликвия является вкладом Юдифи, мы вынуждены блуждать в области догадок и гипотез, тем более что святыня из Брюгге ни в одном из письменных источников до 1256 г. ни разу не упоминается. Доказав правомочность вейнгартенской легенды, мы смогли бы сделать вывод о том, что и Филипп Фландрский, покровитель Кретьена де Труа, всерьез интересовался темой, которая впоследствии станет центральной для всех романов о Граале, а далее мы смогли бы объяснить, почему «Продолжения» также написаны для представителей рода фландрских герцогов.