Святой Грааль - [54]

— Семь дней! — жарко выдохнул Артур. — Но семь дней — это целая вечность!

Он сбежал по ступеням и остановился, не зная, что ему делать. Пальцы сжались в кулаки, руки вознеслись к небу, голова запрокинулась.

— О боги! Не в добрый час я возложил на себя венец вледига… Как мне быть? Что делать?

— Наберись терпения, Артур, — подошёл к нему Мерддин.

— Я не умею ждать…

— Умение терпеть и ждать — одно из важнейших качеств правителя. Испытание терпением — тяжелейшее из всех.

— И всё же я немедленно созову вождей.

— Созови, но в поход всё равно нельзя отправляться. Погляди на туман. Ничего не видно в трёх шагах.

— Ты прав… Но сколько же ждать?

— Семь дней, ибо столько продержится туман…

Артур тряхнул головой, решительно вернулся в дом и сорвал со стены сигнальный рог, сделанный из сильно изогнутой медной трубы с надетым на неё кожаным раструбом в виде головы ревущего вепря. Человек-Медведь набросил медную спираль трубы на плечо, вышел на крыльцо и набрал побольше воздуха в грудь. Пронзительный звук разрезал утренний воздух, созывая воинов.

Вскоре двор наполнился людьми. Все жадно слушали Артура. Новость о краже священного котла произвела на всех удручающее впечатление.

— Найдём Мордреда и уничтожим! — громко произнёс кто-то, когда Человек-Медведь закончил речь. — Артур, мы обещаем тебе, что привезём тебе голову этого мерзавца. Он осмелился не только осквернить нашу землю своим присутствием, но и совершил тягчайшее из преступлений — обагрил клинок кровью священных старцев. Смерть ему!

— Смерть! Смерть! — взревела толпа.

Профессор. Май 1995 года

Профессор Николай Яковлевич Замятин посмотрел на круглые часы, висевшие на стене, и пробормотал что-то себе под нос. Шагая по гулкому коридору, он иногда поглядывал в окно, за которым яркое воскресное солнце сияло на сочной зелёной листве.

— Чудесная погода, — проговорил он сам себе и остановился перед массивной дверью, недавно выкрашенной в белый цвет и всё ещё пахнувшей краской.

Зачем-то обернувшись, он окинул безлюдный коридор долгим взглядом и распахнул дверь.

Леонид Гуревич, тридцатилетний аспирант Замятина, стоял к нему спиной. Услышав скрип двери, Леонид обернулся. Его рука лежала на большом дощатом ящике, водружённом прямо на профессорский стол.

— Добрый день, Николай Яковлевич! — Гуревич лучился радостью.

— Здравствуйте, Леонид Степанович. Признавайтесь, зачем выдернули меня из дома в воскресенье. Что за срочность?

— Николай Яковлевич, смотрите. — Гуревич бережно поднял крышку ящика и обеими руками вытащил из вороха соломы большой металлический предмет, по форме напоминавший высокую кастрюлю.

— Кельтский ритуальный котёл! — победно произнёс Леонид, не отрывая от него горящего взора. — Каково! — прошептал он возбуждённо. — Что скажете, Николай Яковлевич?

Дно котла было не сферическим, а плоским, поэтому он твёрдо стоял на поверхности стола. На его боках были закреплены серебряные пластины с рельефными изображениями людей и оленей.

— Замечательный экземпляр, — улыбнулся профессор и провёл рукой по выпуклым очертаниям человечков. — Великолепно сохранился. Редкий случай. Обычно до нашего времени доходят только пластины, но не сами котелки.

— Какие рисунки! — продолжал восторгаться Гуревич. — Вы только посмотрите, Николай Яковлевич, тут изображён друид, окунающий людей в котёл. Господи, как же мне повезло! Судя по характеру изображения, это не галльский, а бриттский котелок… Я не ошибаюсь? Как вам кажется?

— Валлийский, — уточнил Замятин.

Он с усилием оторвал тяжёлый котёл от стола и, закрыв глаза, прижал его к груди, словно ребёнка, и постоял так несколько минут.

— Николай Яковлевич, опустите же его, тяжесть-то какая!

— Ничего, — пробормотал Замятин, — ничего. Мне так лучше думается…

Он замолчал и поводил дрожащими пальцами по пластине, на которой был изображён человек, падающий вниз головой в объёмный котёл.

На улице внезапно посмурнело, солнце спряталось за невесть откуда набежавшими густыми тучами. Гуревич даже обернулся к окну, он мог поклясться, что минуту назад небо было безоблачным и сверкало лазурью. Теперь же оно затянулось плотной бурой пеленой. В кабинете сделалось настолько темно, что Леонид протянул руку — включить настольную лампу. И в это мгновение он увидел, как между пальцами Замятина и поверхностью серебряной пластины пробежала яркая искра, сияющей голубоватой нитью скользнув по выпуклому изображению.

— Николай Яковлевич! Вы видели? Что это?

Замятин открыл глаза и взглянул на Гуревича.

— Что случилось?

— Электрический разряд! Неужели вы ничего не почувствовали?

Замятин поставил котёл.

— Николай Яковлевич, я собственными глазами видел, как от котелка к вашей руке брызнула искра! Клянусь!

Замятин таинственно улыбнулся.

— Так вы почувствовали? — настороженно спросил Гуревич. — Как это объяснить? Неужели эти котлы и впрямь обладают неизвестными для нас качествами?

— Обладали, — кивнул Замятин, и в глазах его заплясала хитринка, — и обладают поныне.

— Вы разыгрываете меня? Это вы какой-то фокус сделали?

— Вы лампу всё-таки включите, Леонид Степанович…

Гуревич заметил, что его рука по-прежнему была протянута к кнопке настольной лампы и что в кабинете по-прежнему было темно. Он надавил на включатель, и жёлтый свет залил помещение, обозначив на поверхности белого плафона толстый слой пыли.