Святой Франциск Ассизский - [49]

Тот, кто вступал в Орден покаяния, должен был примириться с врагами, возвратить имущество, нажитое нечестным путем; исправно платить церковную десятину; написать в соответствии с законом собственное завещание, чтобы после смерти его не возникло распрей между наследниками; никогда не носить оружия; никогда не клясться, за исключением случаев, когда Церковь позволяет это, например, для защиты веры, для закрепления мира, для того, чтобы дать показания перед судом; не принимать гражданских почестей. Раз в месяц терциарии должны были собираться вместе, чтобы участвовать в службе, выслушать проповедь и обсудить общие дела. Три раза в год они должны были причащаться — на Рождество, на Пасху и на Троицу, они должны были навещать больных братьев, молиться за умерших и платить ежемесячный взнос, в соответствии с достатком, для помощи беднякам и жертвам внезапных бедствий. Бедность, в отличие от двух предыдущих Орденов, не была необходимым условием, но в сердце своем каждый должен был отойти от мирских благ и пользоваться ими умеренно, как средством к существованию, но не как целью всей жизни. Слово же «покаяние», включенное в название Ордена, указывало на его дух.

ЗНАЧЕНИЕ ТРЕТЬЕГО ОРДЕНА

Устав этот, который сегодня кажется исключительно суровым, семьсот лет назад казался почти революционным, и был бы чуть ли не мятежным и в самом деле, как например, уставы некоторых еретических сект, если бы не его римская основа. Он словно шел против течения, причем не в том смысле, в каком против течения идет все христианство, восставая против страстей — он был направлен против итальянского общества XIII века, остававшегося еще феодальным, но тяготеющего к коммунам.

Обязанность возмещать нажитое нечестным путем и насилием, нередко приводила к тому, что наследства таяли, приводя в немыслимый гнев наследников; тем не менее, это восстанавливало справедливость, усмиряло обиды разорившихся и бедных, предупреждало жесточайшие расправы над соперниками, предостерегало ростовщиков и взяточников. То, что терциарии составляли завещания как хотели, приводило к тому же.

Они не присягали, за исключением особых случаев, и это ударяло по феодальной сети, когда влиятельные семейства объединялись между собой, привлекая в свои союзы людей менее богатых и нуждавшихся в покровительстве, а потом ставили их на службу своим интересам, противореча общему благу. Однако, обязанность эта могла вовлечь терциариев в другие сети, скорее уже «коммунальные», нежели феодальные, то есть, во враждовавшие между собой группировки, состоявшие из горожан, вооруженных друг против друга. И все же, не присягая, терциарии не связывали себя ни с партией, ни с господином, и, таким образом, не находились ни под общественной, ни под персональной властью, раз и навсегда по доброй воле вступив в воинство духа.

Они не носили оружия, что в те времена было неслыханным, ведь тогда самый что ни на есть миролюбивый человек не выходил из дому, не пристегнув к поясу хотя бы стилета. «Вам же пробьют голову», — предостерегали их друзья, но терциарии отвечали: «Если Бог с нами, кто против нас?»

«Трусы и бездельники», — бранились враги, но терциарии проявляли бесстрашие, бросаясь безоружными, чтобы разнять дерущихся в рукопашном бою, даже если это могло стоить им жизни. Так было всегда: в битвах между горожанами эти люди, чьи руки не замараны грехом, бросались в самую сердцевину опасности, чтобы утихомирить ненависть, примирить противников и возвратить родине ее силу, заключавшуюся в том, что люди там некогда жили в согласии. Обязанность эта вместе с обязанностью прощать отдалила опасность гражданской войны, ибо безоружный уже не стремился к распрям, другие же не решались ударить безоружного.

Они платили ежемесячные взносы, и это было, можно сказать, прообразом кассы взаимопомощи. Общий фонд собрали по зернышку: тут были пожертвования рыцарей, мастеровых, крестьян. Таким образом, богач не мог кичиться тем, что лишь он один жертвует деньги, но и бедняк не мог обойтись без богача; скромный веревочный пояс сильнее, чем золотой шнур связывал воедино богатых и бедных в христианской любви.

Третий Орден показывает нам, как велико было социальное значение святого Франциска. Остановись он на двух первых, его можно было бы назвать великим основателем, но не реформатором, не «Исправителем», как назвал его папа Пий XI, употребив смелое слово, новое в истории Церкви. Третий Орден мог принять в себя всю жизнь и все жизни, он решал экономические и социальные проблемы на том уровне, на котором они должны решаться, то есть в сознании единиц, и, кроме того, он сообщал дух двух предыдущих Орденов любому человеку, представителю любого класса и любой профессии.

У воинства покаяния был пояс вместо шпаги, крест вместо знамени, Франциск вместо кондотьера; оно обращало души к Евангельскому милосердию и заботилось о будущем. Сегодня, по прошествии веков, когда такие принципы стали общим достоянием, кажется, что Орден этот — весьма вольная организация, но для того, кто преисполнившись духом его основателя, пожелает следовать правилам Ордена, он будет всегда воинством покаяния. Устав его, словно веревочный пояс — он может быть широким или узким, в зависимости от того, кто перепоясывается им, и это вполне соответствует педагогике святого Франциска, который повелевает редко и настаивает всегда.